Мент. Инспектор угрозыска
Шрифт:
— В смысле — её бы обманули! — поправился я.
— Похоже на правду, — согласился чекист.
— Мне в МУРе дали адрес, где может находиться Корень. Планирую навестить гражданина и потолковать с ним по душам.
— Так, Быстров! — заволновался Райнер. — Инициативу без меня не проявляй. Ты где сейчас: у себя или в МУРе?
— В МУРе.
— Тогда жди, я за тобой заскочу. Вместе к Корню двинем. Я у начальства по такому случаю авто выбью.
— Хорошо, жду! — сказал я и повесил трубку.
Жила мать Коренева на другом конце
Пришёл Владимир Матвеевич с фотографией Корня.
— Вот, берите. В архиве, конечно, есть и другие — но на ней он лучше всего получился, — сказал Саушкин, протягивая мне снимок.
С фотографии на меня глядел довольно приятный на внешность мужчина, не скажешь, что вор, по которому плачет тюрьма. Широкий лоб, умный взгляд, тонкий нос. Ни дать, ни взять — студент.
— Есть в нём нечто такое… байроническое, — внезапно добавил Владимир Матвеевич.
Я пожал плечами.
— Встретимся лицом к лицу, тогда и разберёмся.
Райнер и впрямь подкатил к МУРу на шикарном чёрном авто.
— Надеюсь, не у самого начальника отбил? — сказал я, кивая на отливающий блеском кузов автомобиля.
На языке так и вертелось словечко «тачка», но, используй я его в общении с чекистом, и это уже был бы перебор. И без того уже два раза с жаргонизмами моего времени прокололся. Только третьего не хватало, пусть бог и любит троицу.
— Артузов сказал: нам нужнее, — усмехнулся Борис. — Ехать далеко?
— Далеко, — кивнул я и сообщил адрес.
— Тогда прыгай! Не будем тратить время впустую, — велел он.
Вид у Райнера был какой-то взбудораженный, чувствовалось, как ему невмоготу, как его бьёт нервная горячка, как он норовит соскочить с сиденья и пуститься бежать по улице впереди автомобиля.
— Ты чего такой дёрганный? — спросил я.
— Да Томин, сука, раскололся, — со злость ответил Райнер. — Сразу на допросе поплыл. Всё было, как ты сказал. Услышал от Гаврилова про монеты, сложил два плюс два, и решил их заграбастать. Томина к расследованию в Гохране привлекали, так что он знаний всяких там нахватался, что к чему понимал. Гаврилов его заподозрил, за что и пострадал. Одно радует — этот скот хоть и радел о своём кошельке, на мировую контру не работал. Ума хватило. И к пропаже Лавровой он никакого отношения, как догадываешься, не имеет.
— Поэтому ты так загорелся, когда я тебе про Корня сказал, — понимающе протянул я.
— Артузов сказал — не найду её, выгонит из ГПУ! Я, конечно, понимаю, что это он сгоряча ляпнул, да если и выгонит — хрен с ним! Не достоин, значит, такой чести… Но просто гордость меня заела, не может такого быть, чтобы мы с тобой с этим делом напортачили! — бросил он на меня оценивающий взгляд.
— Артузова подводить нельзя, — согласился я с ним. — Кстати, как Гаврилов себя чувствует? Не узнавал?
— Узнавал, — мрачно
Я молчаливо кивнул, вспомнив, что сейчас так же как Гаврилов, за свою жизнь сражается раненый милиционер Кириченко. И пусть я сделал всё, что в моих силах, всё равно в том, что он оказался сейчас на больничной койке, в какой-то степени есть и моя вина.
Уж слишком легкомысленно мы повели себя в тот день, когда отправлялись к скупщику краденного.
— Будешь? — толкнул меня локтем Райнер.
Я посмотрел на него, потом на согнутую ковшиком ладонь, протянутую в мою сторону.
— Семечки, — пояснил Борис. — Угостишься?
Он успокоился, его лицо приобрело теперь сосредоточенно деловой вид. Таким он мне нравился гораздо больше, чем взбудораженным.
— Угощусь, — сказал я.
Глава 20
Чтобы не «засветиться» машину оставили в другом квартале, дальше двинулись пешком.
— Урки наши авто знают как свои пять пальцев, — вздохнул на ходу Райнер.
У него была быстрая походка энергичного человека. Я едва поспевал за его размашистыми шагами. Хотелось пошутить, сказать, чтобы не ступал так широко, а то штаны порвёт, но я быстро подавил в себе это неуместное желание. Сегодня, пожалуй, нам было не до шуток. Да и не факт, что такой повод появится завтра.
— Примелькались… — продолжил он делиться проблемами. — Ты только на один конец улицы въезжаешь, а на другом уже вся местная сволочь в курсе, что чекисты на операцию собрались. Выучили будто азбуку, гады!
Мы подошли к дому, в котором в коммунальной квартире проживала мать Корня. Здание ничем не отличалось от остальных: ремонта не знало ещё со времён царя Гороха, штукатурка на стенах давно уже обсыпалась и потрескалась, половина окон была заколочена досками, но это не значило, что тут не жили — стекло даже в нэпманской Москве штука дорогая, народ извращался как мог.
Райнер было направился к подъезду, но я остановил его, указав на сидевшую напротив парочку: симпатичную девушку лет семнадцати и крепко скроенного паренька в пиджачке с засаленными рукавами. Навскидку кавалер был немногим младше меня.
— Не гони, Боря, успеется. Давай к ребятам подойдём, поспрашиваем, разведаем обстановку, — предложил я.
Борис кивнул, соглашаясь с резонным доводом, и мы двинулись к ребятам. Парочка была так занята обнимашками и поцелуями, что не сразу заметила наше появление. Картина была в высшей степени умилительной.
Невольно вспомнилась моя Настя, весточку от которой я с нетерпением ожидал со дня на день. Отправленная мной телеграмма недвусмысленно говорила, что нужно срочно бросать всё и ехать в белокаменную, где по моей невесте очень-преочень скучают.