Ментовский вояж. Рейдеры
Шрифт:
– Не обижайся, Володя, у вас я ещё найду, что попросить, - заглянул мне в глаза Стрелков.
– Эти твои 'солдаты удачи', извини за прямоту, не обеднеют, да ещё и узнают от настоящего профи такого, чего не сказано ни в одном наставлении.
– Ладно, не буду спорить, - кивнул я, прекрасно зная, что у наёмников до фигища самого разного боекомплекта. Как-никак, мы сами помогали ван Клейсту грузить ящики с боеприпасами и вооружением, и походу успели посчитать то, да сё.
– 'Калаш' у тебя румынский, что ли?
– Какой был, такой и взял, - видимо, припомнив что-то не очень приятное, тяжело
– Трофейному коню в зубы не смотрят.
– Ладно, по пути успеем поговорить и о нас, и о вас, - решил я, протягивая руку командиру танкового экипажа 'диких гусей'.
– Сержант, мы были рады нашему знакомству. Надеюсь, в ближайшее время свидимся вновь.
– Я обязательно приеду в русский анклав, и привезу господину майору два цинка патронов, - заверил Мишель.
– Бертье всегда держит данное им слово.
Распрощавшись с танкистом, мы загрузились в 'амтрэк', и покатили домой. Амфибия быстро обогнала все три тихоходных корабля, гуськом ползущих вдоль побережья. Как пояснил Константин, такой строй назывался кильватерным, и был излюбленным строем на флоте. Мне, если честно, было глубоко фиолетово, каким строем ходят флотские, лишь бы они успели подойти к Данилово в светлое время суток. Иначе, по темноте нам пришлось бы столкнуться с массой непредсказуемых трудностей, перевозя народ с кораблей в наш посёлок.
Предложив Стрелкову первым делом перекусить, чем бог послал, мы достали американские сухпайки, затем открыли консервы - обыкновенную российскую тушёнку и какие-то итальянские сардины в масле. Как я и предполагал, Сергей Николаевич сразу же поинтересовался, откуда у простых российских ментов взялись харчи потенциального противника. Мне пришлось вкратце рассказать о приключениях оперов в чужом мире, о последовательном и неожиданном появлении сначала того самого потенциального противника, а затем и потенциального союзника в виде отряда наёмников из далёкой Африки. Повествование плавно перешло к сражению с исламистами, к вояжу в техасский анклав...
– Командир, за нами идёт чья-то машина!
– внезапно прервал мой рассказ Зеленцов.
– Грузовик, вроде, знакомый!
– Стоп, моторы! Разворачивай!
– крикнул я отцу и сыну Нидеррайтерам.
– Все на выход!
– (Цензура), не хотел вот так, сразу, просить у едва знакомых людей, и, похоже, попал, - выругался Стрелков, демонстрируя полупустой магазин от своего автомата.
– Мужики, у меня всего пятнадцать патронов. Подкиньте Бэ-Ка, если можете.
– Ну, ты даёшь, Сергей Николаевич, - с удивлением произнёс Зеленцов, протягивая майору набитый патронами магазин.
– А чего же ты тогда так долго тянул переговоры с Русланом и Марком, когда те подошли к вам на траулере?
– Потому и тянул, что у нас с оружием и боекомплектом был полный абзац. Да, и кто же в тот момент знал, что вы - свои, русские, - подмигнул капитану гость, принимая все три протянутых ему магазина: от самого Владислава, от меня, и от Григорьева.
– Эх, была бы у нас хотя бы пара 'тэ-пятьдесят пятых' и десяток пулемётов - хрена бы лысого мы ушли с наших земель...
– Это польский 'ивеко', - присмотревшись в бинокль, произнёс Александр.
– Да, точно, поляки... В кабине, вроде, сам Дзенсикевич,
– Мазовецкий, - подсказал я, вскидывая свой бинокль.
– Да, поляки... Чего это они сигналят? Рации, что ли, нет?
– Так, товарищи опера, объясните по-быстрому - это свои, или нет?
– оторвался от прицела Стрелков.
– Триста метров до цели... Ну?
– Соседи, Сергей Николаевич, ещё вчера помогали восстанавливать разрушенные деревенские дома, - опустил автомат Зеленцов.
– Вон, ихний главный нам рукой машет.
– Пан Владимир, пан Александр, пан Владислав! Панове!
– соскочив с тормознувшего в десяти шагах от 'амтрэка' грузовика, Дзенсикевич бросился к нам, размахивая руками, и что-то тараторя по-польски. Я понял лишь 'матка-бозка' и ещё пару слов, явно из церковного лексикона.
– Чудо великое! Панове, чудо великое! Мы не одни в этом мире!
– О чём это он?
– наш гость с подозрением воззрился на возбуждённого поляка, словно видел перед собой умалишённого.
– Какое чудо?
– А хрен его знает, - признаюсь, в тот момент и меня посетила мысль о том, что у соседа, что называется, прохудился его 'скворечник'.
– Пан Анжей, да, объясни, ты, наконец, что случилось!?
– Песня! Пан Владимир, ты слышишь эту песню? Это не запись - это прямой эфир!
– махнув рукой в сторону 'ивеко', Дзенсикевич перешёл на русский.
– Польская радиостанция! Из Познани! Она вышла в эфир час назад! О, Матка Бозка!
– Вольфганг!
– позвал я нашего немецкого товарища.
– Будь добр, помоги с переводом, а то пан Анжей чересчур возбуждён.
– Да, это современная польская мелодия, - прислушавшись к исторгаемой из динамиков музыке, спустя полминуты подтвердил Нидеррайтер-старший.
– Может, запись?
– Какая запись, панове?!
– вскричал Дзенсикевич.
– Говорю же вам - в эфир вышла эф-эм радиостанция из города Познань! Они уже обращались ко всем, кто их слышит!
– Пан Анжей, да верим мы тебе, верим, успокойся, пожалуйста, - произнёс я, переглянувшись с парнями. Пока большинство из нас смотрело на польские пляски Дзенсикевича, Костя обошёл грузовик, заглянул в кузов, после чего отрицательно качнул головой - чисто. Пан Тадеуш сидел за рулём, вполголоса подпевая, и, похоже, даже не сообразил, что лейтенант неспроста крутится вокруг его машины.
– Ты лучше скажи, почему вы не сообщили об этом по рации. У солдат Жерара хорошая радиостанция.
– По рации? Забыли, пан Владимир, забыли, - на мгновение призадумался поляк.
– Едва мы услышали в эфире родную речь, в Бялобжегах началось...
Словно подтверждая правдивость слов пана Анжей, музыка стихла, и из динамиков полилась характерная польская речь, с большим количеством шипящих согласных. Услыхав это, Дзенсикевич тотчас завопил, словно резаный, и... бросился обниматься.
Выудив откуда-то из закромов машины бутылку водки, Мазовецкий спрыгнул на песок, и, свинтив крышку, с улыбкой протянул ёмкость Григорьеву. Бросив на меня вопросительный взгляд, Костя сделал небольшой глоток, и передал водку капитану Барулину. Бутылка пошла по кругу, и вскоре возвратилась к пану Тадеушу, опустошённая почти наполовину.