Меня хранит твоя любовь

Браун Джеки

А может, Розалинда Беннет наркоманка или банальная воровка?

Выручка прошлой ночи была закрыта в верхнем ящике стола. Знала она об этом? Стол не казался взломанным, но не собиралась ли она к нему подступиться, когда они с Марни вошли в переднюю дверь?

Марни, несомненно, забросала бы Рози вопросами. И не постеснялась бы назвать вещи своими именами. Тут вся его сестра — напор и страсть. Мейсон же привык относить себя к более уравновешенному типу людей. Подождем, как кошка ожидает мышь, пока не узнаем

наверняка, какую игру ведет эта юная леди. Ему нужна официантка, а она показала себя весьма расторопной особой. При первых признаках неприятностей он уволит ее без малейших угрызений совести.

Когда Мейсон повернулся от стола, держа в руках чек, суконная сумка преспокойно висела у нее на плече.

— Никакой необходимости в этом нет, — тихо промолвила она.

Он всунул чек ей в руку.

— Есть.

Это же самые основы добросердечного отношения к людям, убеждал себя Мейсон. Изумленный вид девушки достаточно убедительно свидетельствует, что она немного доброты видела в жизни. Кроме того, сумма чека не разорит его, даже если она сбежит, не отработав положенного.

Не глядя ему в глаза, Роз пробормотала слова благодарности.

— В городе банк расположен рядом с булочной. Сегодня суббота, но до двенадцати они открыты.

Она кивнула, поигрывая пуговицами старенького жакета, видавшего лучшие дни, так же, как и вся остальная ее одежда.

— Ах да, прошлой ночью я забыл вам выдать… — Он вытащил с верхней полки большую коробку и открыл ее. Порывшись в ней, извлек на свет пару голубых хлопчатобумажных рубашек. — Думаю, по размеру эти вам подойдут. Вы худая, но руки у вас длинные.

Мейсон встряхнул одну из рубашек, на кармане которой оказалось вышито название бара. Если вещи в суконной сумке так же изношены, как и надетые на ней, то что-нибудь новое не повредит. Поскольку она так и не произнесла ни слова, он кинул ей рубашки.

— Считайте их униформой.

Роз поймала брошенные в ее сторону рубашки. Этот человек ненормальный. Или слепой, потому что, только не видя ничего дальше своего носа, можно было не заметить суконную сумку посередине комнаты. С тем же успехом можно было не обратить внимания на стоящего тут слона. Сумка доказывала ее вину явно, бесспорно. А он спокойно обходит сумку, выписывает чек, а теперь еще предлагает одежду.

Роз давно привыкла быть подозреваемой. Ее вышвыривали из магазинов на основании одного только внешнего вида, а этот человек дает ей деньги, словно верит, что она вернется, чтобы их отработать. Смешно, до сих пор мысль сбежать ей в голову не приходила.

— Надеюсь, вам нравится черный кофе, — сказала Марни, входя в комнату с двумя чашками кофе. Одну она протянула Роз, другую оставила себе. — Ты можешь сам себе налить, братишка. А вы так и не сказали, где остановились, Рози.

— Роз, — машинально поправила собеседница. —

Я остановилась… — Она посмотрела на чек, зажатый в одной руке, на рубашки, перекинутые через локоть другой. Потом уставилась на Мейсона, чьи темные глаза, казалось, пронизывали ее насквозь. — По правде сказать, я ночевала этой ночью здесь. Забралась в окошко после вашего с Бергеном ухода и улеглась на полу. Спасибо за то, что позволили мне подработать. Чаевых набралось достаточно, чтобы добраться до следующего города.

Она протянула Мейсону чек, рубашки и, наконец, дымящуюся чашку кофе. Поддернула ремень сумки на плече и зашагала к двери.

Мейсон открыл рот, чтобы остановить ее, но, как выяснилось, его вмешательство не потребовалось. Не пройдя и трех шагов по коридору, Роз грохнулась в обморок.

В себя Роз приходила медленно. Сознание того, что она разлеглась на полу таверны «У маяка», лишь слегка ускорило биение слабого пульса. Хозяин поддерживал ее голову, на его красивом лице читалась озабоченность.

— Господи, — вздохнула она. — Я даже уйти не смогла толком.

— Да нет, удалились вы даже с некоторым шумом — грохнулась прямо на пол. Когда вы ели в последний раз?

Она подумала о куске ветчины и двух ломтях хлеба, замотанных рубашкой, так близко от ее многострадального желудка и одновременно так далеко. — Вчера… кое-что.

— Знаешь, крошка, — сказала Марни, перегибаясь через плечо брата, — дуреха, заявлявшая, что нельзя быть слишком богатой и слишком худой, умерла медленной смертью от голода, поскольку не смогла дотащить нацепленные на ней бриллианты до обеденного стола.

— Марни, сделай что-нибудь полезное, собери Рози поесть, а?

— Роз, — натужно выдохнула Роз, но никто ее не услышал.

Сестра Мейсона проворчала:

— Марни, сделай то, Марни, сделай это… — И отправилась на кухню выполнять поручение.

— Вы собираетесь вызвать полицию? — спросила Роз, когда они остались одни.

— Никогда не думал, что падать в обморок считается преступлением.

— Но взлом и проникновение внутрь чужого дома — считается.

Он подтвердил ее преступление коротким кивком, а потом удивил, сказав:

— Но вы же не собирались преступать закон. Вам просто потребовалось место для ночевки. Мне надо было оставить вам ключ или одолжить денег на комнату в гостинице. Это маленький городок. Мы помогаем людям, когда они в том нуждаются, Рози.

На сей раз Роз не стала поправлять его. Она медленно уселась, стараясь удержать мир, попытавшийся снова закружиться, на месте.

— Мне очень жаль, Мейсон. — И поскольку сегодняшний день требовал полного очищения от грехов, Роз вытащила из-за пазухи ветчину и хлеб и подала их ему. — Вот. Я собиралась за них заплатить, честно…