Меня не видно изнутри
Шрифт:
У папы были «золотые руки», он мог собрать что угодно – всегда всё сам, ладно, на совесть. Настоящий мастер. Но это не помогало. Папа безуспешно атаковал газеты объявлениями, заказов стало совсем мало, так что мы были на мели. Маме приходилось работать на три ставки, но на жизнь всё равно не хватало. Немного выручала, разве что, пенсия бабушки, да и Эван крутился как мог. Найти нормальную работу, не попавшись на обман, было очень трудно.
Когда-то великий, процветающий город с развитой промышленностью и культурой, теперь был разворован чиновниками, мошенниками, переполнен
Скорее бы выучиться и начать работать.
Как тут не уехать? Невыносимой была мысль, что придётся всю жизнь провести на краю света, перебиваясь с воды на хлеб. Я старалась не вспоминать об этом, чтобы не портить настроение, но в одном была убеждена на сто процентов – что бы ни случилось, как бы ни было трудно, жить на родине ни за что не стану.
Лидия смотрела на меня мягко, с сочувствием, как и Марго. Удивительно, как она была добра ко мне – такая собранная, деловая, и всё же чуткая, душевная женщина. Миссис Равел спросила, нужна ли нам помощь, но, естественно, я отказалась.
– Извините. Мне нужно позвонить родителям. Спасибо за завтрак, очень вкусно.
Я улыбнулась Лидии, большим глотком допила божественный кофе и выскочила в холл. Мама взяла трубку почти сразу. Из динамика блеснул привычно взволнованный, оживленный голос.
– Доченька!
Даже несмотря на расстояние и долгую разлуку, а может и благодаря им, голос мамы действовал на меня как мощное успокоительное. И хотя я ненавидела телефонные разговоры, звонки родителей были приятным исключением. Не было заботы, правильно ли я говорю, какое впечатление производят мои слова – мама и папа и так знали меня как облупленную.
– Ты уверена, что готова остаться там так надолго? Ты никому не помешаешь?
– Мам, мы же всё сто раз обсудили. И я уже тут.
– Но полтора месяца! Это так ДОЛГО. У меня сердце не на месте. Я волнуюсь…
Мама. Холерик напополам с сангвиником. Несмотря на её весёлый нрав, доброту и открытость, эта взрывная смесь каждый раз съедает добрую половину моей энергии. В общении с мамой я всегда чувствую себя как на захватывающей карусели из пороховых бочек. Пока ты сидишь смирно, всё хорошо, но стоит накалить градус общения, начинается катастрофа. Спорить с ней бесполезно, всё равно что с зеркалом (и даже хуже, чем с Марго).
– Я знаю. Мам, не переживай. Мне здесь очень нравится.
– Ты можешь вернуться в любой момент!
– Я знаю, мам.
– Я надеялась, ты сразу приедешь! Так соскучилась по тебе…
– Я тоже соскучилась.
– У тебя точно всё в порядке?
– Всё хорошо, мам.
В трубке послышался сентиментальный вздох.
– Как устроилась на новом месте?
– Прекрасно! Равелы так радушно меня приняли. Выделили мне целую комнату! – я поспешно замолкла, боясь показаться корыстной, и улыбнулась. – Они чудесные люди, очень гостеприимные. Спрашивали, как у вас с папой дела…
– Дела хорошо! Всё хорошо, выкручиваемся. Ты им тоже от нас большой
– Конечно, – конечно, я, как обычно, забуду этот привет передать.
– Чем сегодня займётесь? Будешь книгу писать?
Опять про книгу. Мысль о Делире без спросу вклинилась между радостью и любовью. Я небрежно отодвинула скептичного писателя на задворки сознания.
– Мы с Марго хотели искупаться, но поднялся шторм. Похоже, придётся торчать дома.
– Шторм только на море? А в городе? Сходите погуляйте! Чего дома сидеть?
Тоже верно.
– Может быть. Здесь очень красиво, зелено, солнечно… Такой маленький средневековый городок. Тебе бы точно понравилось… А особняк Равелов прямо-таки здоровенный!
– Я очень рада, что тебе там хорошо! – было слышно, что мама улыбается.
– Жаль, что тебя… что вас с папой нет рядом. Ты бы отдохнула… Я… скучаю очень.
– Мы тоже скучаем и очень ждём твоего возвращения! – ответила мама, задушив меня волной теплоты. – У меня сегодня частники после обеда, я готовлю завтрак. А папа собирается чинить машину, но пока вот тут замер – слушает, хочет тоже поговорить. Включаю громкую связь!
Мама принялась воздавать похвалы папе. Машина дышала на ладан, но папа упрямо возился с ней, то разбирая, то собирая, то пересобирая до тех пор, пока что-то опять не ломалось. Он наотрез отказывался ехать в автомастерскую. Платить мастерам было нечем.
Родители рассказали о планах забрать Веронику на каникулы. Наша Вероника – да, её звали точно так же, как и сестру Севера, – приходилась мне племянницей. Она была дочерью моего старшего брата Эвана. Пока Эван был женат, он жил с семьёй в другом городе, но, когда его брак развалился, ему осталось только вернуться к родителям. Они очень любили внучку и не хотели мириться с расстоянием, поэтому каждое лето забирали её на каникулы. Несмотря на мамины вздохи, моё нескорое возвращение был весьма кстати: спать втроём вместе с бабушкой и Вероникой на одном диване было бы уже слишком.
Перелив дверного звонка оглушительно обрушился на холл. Я было ринулась открывать, но нерешительно застыла. Это ведь не мой дом. Пока мама расписывала последние события, заполняя всё пространство между короткими тёплыми возгласами папы, я под гнётом сомнений топталась на коврике у входа. К счастью, из столовой показался Этан. Он улыбнулся так проникновенно, что аж зубы свело – надо же, не передумал меня очаровывать, – и пересёк холл, чтобы отворить дверь.
На пороге стояли две девочки – смугленькая темноволосая, повыше и постарше, и маленькая рыжая с веснушками. На мой немой вопрос, что они тут делают, ответил Этан:
– Мия, Нелли – заходите. Лили сейчас позавтракает и выйдет.
– Я уже пожавтракала! – с набитым ртом заявила Лили.
Послышался звон брошенной вилки.
– Лили, дорогая, сначала прожуй, – попросила миссис Равел. – Девочки подождут.
– Ну я же тожоплюсь!
– Пять секунд тебя не спасут, – спокойно ответила Лидия. – Возьми салфетку.