Меня не видно изнутри
Шрифт:
Вокруг нас будто на старинной карте раскладывались черепичные крыши домов. Далеко внизу вертелись пёстрые карусели. Повсюду гулял ветер. Волосы, подхваченные вихрем, разметались по сторонам, то и дело влезая в лицо не только мне, но и Марго. Прохлада освобождала разум от повседневной мишуры, а живописный вид настраивал на поэтический лад.
Тёмный горизонт покачивался в мерном гуле волн, сливаясь с отдалённой полифонией аттракционов. Глянцевая бухта тянулась по окружности, как золотое кольцо, усыпанное бриллиантовой крошкой звёзд и огней ночного освещения, что подсвечивали золотом уютные улочки и крылечки таунхаусов, красноречиво подтверждая облик лучшего города на свете. Венчал это кольцо огромный сапфир – бесконечное Тихое море. Атермонт сиял во всей красе. Как Марго и сказала, истинный шедевр: от гладкого булыжника мостовой до самых верхушек лесных деревьев.
За спиной возвышалась огромная чёрная гора. Незыблемая и безмолвная, она присматривала за городом как древний страж. Луч старого маяка крадучись облизывал склон, отражаясь от него истёртым золотом, потом соскальзывал далеко в плодородные земли и снова терялся над волнами. По другую сторону кабинки в пушистой зелени леса тонула окраина города. Меж черепичных крыш виднелись башенки-«рожки» и крошечный стеклянный купол – отсюда особняк Равелов казался миниатюрным, похожим на кукольный домик.
Кафедральный собор тоже напоминал архитектурный макет, но, расположенный гораздо ближе, по-прежнему смотрелся монументально. Возвышаясь в центре города веками, он горделиво ощетинился готическими башнями, аркбутанами и контрфорсами, а полные черноты оконные розетки взирали на улочки старыми глазницами.
Атермонт пульсировал энергией. Не бешеным ритмом ночных мегаполисов, а мерным и спокойным ходом жизни. Если бы пришлось сравнить его с природным явлением, это была бы могучая широкая река с неторопливым величавым течением.
Марго отвлекла меня от раздумий, отобрав стакан с колой, и поставила его на край лавочки, а потом протянула Фрэдди телефон:
– Снимешь нас на память? Не хочу делать селфи.
Он молча запустил камеру и подобрал нужный ракурс. Марго обняла меня, прижалась щекой к моей щеке – такая близкая и родная. Уголки губ потянулись вверх сами собой.
– Самая искренняя улыбка из всех, что я видел, – сказал Фрэдди и тоже улыбнулся в свете экрана.
От смущения щёки закрыли мне глаза – я пыталась справиться с эмоциями, но отчего-то сияла ещё сильнее. Глянув на меня, Марго покачала головой:
– Снимай давай, пока у Алекс лицевой нерв не защемило от умиления.
Наш дружный хохот разнёсся по округе. Камера щёлкнула снова, а сверху послышался бодрый, полный иронии голос Марка:
– Вы там что, запрещенные вещества с собой протащили? Поделились бы что ли!
– Зачем тебе наркотики, Панакс? Ты и так пьян от любви, – бросила Ди, не поднимая головы. Пальцы её крепко сжимали край сиденья, а лицо было цвета вчерашней овсянки.
– Ты как? Плохо себя чувствуешь? – спросила я с беспокойством.
– Нормально, просто не люблю высоту.
– А чего тогда катаешься?
– Если бы я не делала всего, чего боюсь, я бы и из дома не выходила. Что теперь, всю жизнь прятаться? – ответила Диана с видом Конфуция.
От разговора про высоту ей определённо не стало лучше – Ди поспешила зажмуриться. Я перевела беседу в иное русло:
– Ди сказала: «Панакс». Что значит Панакс?
– Марк Панакс. Это его фамилия, – объяснил Фрэдди, на секунду подняв голову.
Свайпая большим пальцем по экрану, он бегло пролистывал недавние снимки.
– А, вот как… А у Рема фамилия Элапс? – спросила я.
Фрэдди кивнул. В голове начала складываться общая картина.
– Фамилии – это ещё понятно. Но почему ты назвал Марго «Ри»?
– Марга-ри– та. Ри, – вклинилась Марго. – Фрэдди в детстве не выговаривал «р». Я его дразнила. До того достала, что он назло научился говорить правильно. Всю школу меня донимал.
– Вот уж месть так месть… – булькнула Ди.
Нацелив фронтальную камеру на себя, Фрэдди наклонился к Диане и обнял её за плечи.
– Давай, держись, полпути уже проехали.
Ди открыла глаза и, нетвёрдо улыбнувшись, к моему изумлению, скорчила забавную рожицу. Мимика у неё была выражена настолько слабо, что это казалось невозможным.
Постепенно кабинка начала опускаться. Сквозь ветер до нас долетел всеобщий приступ хохота, настолько заразительный, что, даже не разбирая, о чём речь – кажется, снова что-то про попкорн, – я тоже расплылась в невольной улыбке.
– Вы всегда так помираете со смеху? – спросила я у Марго.
– О да, не сомневайся. Это ещё цветочки.
Снисходительно вздохнув, она умыкнула телефон у хихикающих Дианы и Фрэдди.
– Сколько можно рожи корчить… Вас что, Рем укусил?
Как приятно было оказаться на земле после шатающейся кабинки – понять меня могла только Диана. Я присела на скамеечку вместе с ней и, пока Ди приходила в себя, перекидывала фотографии с телефона Марго на свой. Чуть в стороне от нас молча курил Север. Вид у него был ещё более мрачный, чем обычно. Заводить беседу я не решилась.
Остальные крутились возле продуктовых палаток: почему-то не наелись. Мне же, несмотря на отсутствие ужина, кусок в горло не лез. В ожидании я наблюдала, как Марго, повиснув на плече Фрэдди, изучает прейскурант. Рядом Шейла и Марк делили один вафельный рожок на двоих. Вероника с Ремом ловко сновали в толпе, раздражая всех игрой в салочки.
Решив присоединиться к Марго, я предупредила Диану, что скоро вернусь – она так неуловимо качнула головой, что это было больше похоже на глоток, – и оставила её на попечение сумрачно-задумчивого Севера.