Меня не видно изнутри
Шрифт:
Может быть, это было не вполне обычно для писателя, но иногда я рисовала сцену, прежде чем описывать её. Даже блокнота у меня было два: один обычный – для записей, а второй с цветными страницами – для зарисовок. Я рисовала не потому, что мне не приходили в голову тексты. Просто, если занять руки, голове становится скучно, и постепенно фигуры складываются в образы, а образы – в фразы. И рисунки постепенно отходят на второй план, давая простор словам.
– Эта книга может быть вам полезной.
Откуда он тут взялся? Что за тень отца Гамлета…
Мужская рука опустила на мой стол плотный томик в поблёкшем шелковом переплёте. Бархатный низкий голос отозвался дрожью в сердце. Я глубоко вдохнула и уловила тонкий терпкий аромат духов. Минутку, куда испарилась гордость тем, что я о нём не вспоминала?
Я подняла голову. Мистер Делир выглядел эффектно. Он был в черных брюках и выглаженной рубашке, настолько белой, что бронзовая кожа шеи была окутана легким бледным сиянием. Его тёмные волосы и борода аккуратно очерчивали лицо, сосредотачивая внимание на глазах. Глаза эти взирали на меня с такой невозмутимостью, будто не он вчера потешался над наивными ответами. Неудивительно, что я напрочь забыла, как разговаривать.
Мистер Нет не дождался моих слов и добавил:
– Дома у меня есть несколько книг на историческую тему, которых вы не найдёте в библиотеке. Я мог бы одолжить их на время. Если вам это интересно.
Ах, так вот в чём дело. Я наконец выдохнула.
– А-а… Было бы чудесно, спа… с-сибо.
Ух ты, я всё ещё умею говорить.
– Я принесу, – сказал мистер Делир. – Всего хорошего.
Он двинулся к своему столу, и тут меня понесло:
– А почему вы решили мне помочь? Вроде бы, в прошлый раз я вас не особо впечатлила своими литературными талантами, и вообще ясно, что я никудышный писатель без единой строчки.
Делир обернулся, точно улавливая, откуда идёт звук. Первую секунду он выглядел сбитым с толку. Я смотрела на него вполоборота, вцепившись пальцами в гладкую деревяшку спинки стула.
– Вам нужна была помощь с книгой – я помог, – помедлив, ответил он. – Вы же не просто так подошли вчера?
Я кивнула. Потом помотала головой. М-да… Разум работал без связи с телом. Вместо ответа я чихнула.
– Простите.
Зажав нос в ладонях, я спряталась за ними и вдруг увидела, как лицо мистера Делира пронзает фирменная ироничная полуулыбка-полуухмылка… Опять.
Может, отвлечь его вежливостью?
– Спасибо за помощь. Обожаю старые книги.
Он коротко и небрежно кивнул. Я снова чихнула.
– Будьте здоровы.
Теперь это была полноценная улыбка, причём – чёрт возьми – улыбка взрослого, наблюдающего за неуклюжим ребенком. То же самое выражение лица, что и у моей мамы, когда я в детстве с серьезным видом назвала бутерброд – «булкинврот». Ибо с моей стороны всё было логично: булка, которую кладут в рот, иначе называться не могла.
Наверное, стоило улыбнуться тоже, но от напряжения мне свело лицо. Готова поспорить, со стороны было похоже, будто мне что-то прищемили, потому что мистер Делир уже не мог прекратить ухмыляться.
Алекс, это что, так трудно – не выставлять себя посмешищем?
Самокопание слишком затянулось.
– Спасибо, – сказала я ещё раз. – Извините. У меня аллергия на книжную пыль.
– У жизни занятное чувство юмора, – покачав головой, ответил мистер Делир и почти сразу вернулся к своему столу.
Вот так просто. Без приветствий и прощаний. Спокойно и уверенно.
Почему я так не могу?
Я повернулась к новой книге. Сборник средневековых баллад с золотым тиснением.
Интересно, он сам это читал?
Было сложно представить в одном ряду мистера Делира и любовную поэзию. Ну, ладно. Допустим, не только любовную… Но ответ пришёл сам собой. Он преподаватель литературы. Конечно же, читал. Он не стал бы рекомендовать книгу, с которой не знаком.
Полистав сборник, я остановилась на искусной гравюре: менестрель под окном башни, из которого маленькая женская ручка выпускает легкий как дым платок. Как и все тексты в этой книге, балладу начинала гротескная рукописная литера. И слова, льющиеся из глубины веков, замерли на пожелтевшей странице:
__________
Ты свежа как рассвет,
Но во мне цветенья нет.
Как, тоску уняв, оплёл меня мечтами
Голос твой, шёлк волос?
Лепестками нежных роз
От любви трувера 8 сердце расцветало.
Больше не коснусь подола платья:
Ввысь уходит стена – взаперти мечта моя.
Каждый вдох вблизи оков – моё проклятье.
__________
Мы с Марго встретились на Центральной городской площади – которая, к слову, находилась вовсе не в центре города – и теперь шли мимо торговой галереи к Кафедральному собору. У галереи была высокая стеклянная крыша, сквозь которую уже издалека было видно, как небеса пронзают многочисленные шпили и причудливые башенки пинаклей, увешанные краббами и крестоцветами.
Марго была в кремовом ситцевом платье. Её распущенные волосы сверкали при каждом движении, лицо озаряла сладкая улыбка, а ножки в полутанце цокали по тротуару из жёлтого кирпича, вдоль рядка стройных ажурных фонарей.