Меня зовут Арам
Шрифт:
— Пока, — оказал Джо.
Он пошел вниз по улице, но, пройдя метров двадцать, обернулся и сказал что-то словно сам себе.
— Что? — крикнул Мурад.
— Именно! — сказал Джо.
— Что — именно? — крикнул я.
— Он сумасшедший!
— Откуда ты знаешь?
— Как же можно, чтоб тебя сорвала с лозы и съела по ягодке молоденькая девушка?
— А хоть бы и сумасшедший, — сказал мой кузен Мурад. — Ну и что же?
Джо сжал подбородок рукой и задумался. Теперь солнце светило вовсю, стало тепло, и мир наполнился светом.
— Нет,
И двинулся дальше своей дорогой.
— Самый что ни на есть сумасшедший, — сказал кузен Мурад.
— А может быть, — сказал я, — он не всегда бывает такой.
Мы решили больше не говорить об этом до тех пор, пока снова не отправимся купаться, а тогда заглянем еще раз в лавочку и посмотрим, как там идут дела.
Когда через месяц мы снова пришли в лавку после того, как выкупались в канаве, вместо Эббота Даркуса там хозяйничал другой мужчина. Он тоже был не иностранец.
— Чего вам? — спросил он.
— Колбасы на десять центов и одну французскую булку, — сказал Джо.
— А где мистер Даркус? — спросил мой кузен Мурад.
— Уехал к себе домой.
— А где его дом?
— По-моему, где-то в Коннектикуте.
Мы сделали себе бутерброды с колбасой и стали есть.
Под конец Джо не выдержал:
— Он был сумасшедший?
— Ну, — сказал молодой человек, — трудно сказать. Сначала я думал, что он псих. А потом решил, что нет. Способ, каким он вел дела в своей лавке, наводил на мысль, что он не в себе. Он больше отдавал даром, чем продавал. В остальном с ним все было в порядке.
— Благодарю вас, — ответил Джо.
Лавка была теперь в полном порядке и стала довольно скучным местом. Мы вышли оттуда и отправились домой.
— Он сам ненормальный, — сказал Джо.
— Кто? — спросил я.
— Этот парень, что стоит сейчас за прилавком.
— Тот малый?
— Угу… тот парень, у которого нет никакого образования.
— По-моему, ты прав, — сказал мой кузен Мурад.
Всю дорогу мы вспоминали образованного бакалейщика.
— Пусть меня возделают, — сказал Джо, расставаясь с нами и уходя вниз по улице.
— Пусть меня сорвут с дерева и бросят в ящик, — сказал мой кузен Мурад.
— Пусть меня срежет с лозы и съест по ягодке молоденькая девушка, — сказал я.
Несомненно, то был замечательный человек. Спустя двадцать лет я решил, что он, наверное, был поэтом и держал бакалейную лавку в этом маленьком захудалом поселке ряди поэзии, которая нет-нет да и попадалась там, а вовсе не ради презренных денег.
Локомотив 38, оджибвей
Однажды к нам в город приехал человек верхом на осле и стал являться что ни день в публичную библиотеку, где я тогда проводил почти все свое время. Это был высокий молодой индеец из племени оджибвеев. Он сказал что его зовут Локомотив 38. В городе все считали, что он сбежал из сумасшедшего дома.
Через шесть дней после того, как он к нам прибыл, на Туларе-стрит троллейбус сбил и серьезно ранил его осла. На другой день на углу улиц Марипоза и Фултон животное подохло, вероятнее всего от внутренних повреждений. Осел упал на тротуар, придавил индейцу ногу, застонал и сдох. Индеец высвободил ногу, поднялся, прохромал в аптеку на углу и заказал телефонный разговор на дальнее расстояние. Он звонил своему брату в Оклахому. Вызов стоил ему больших денег, которые он по требованию телефонистки опустил в щель аппарата так, словно для него это было обычное дело.
Я сидел в это время в аптеке и ел банановое мороженое с толчеными орехами.
Выйдя из телефонной будки, он увидел, что я сижу у стойки с газированной водой и ем это фантастическое кушанье.
— Хелло, Вилли, — оказал он.
Он знал, что мое имя не Билли — просто ему нравилось называть меня так.
Он прохромал к буфету, где продавалась жевательная резинка, и купил три пакета с фруктовыми соками. Потом вернулся и спросил:
— Что ты ешь? Это выглядит довольно привлекательно.
— Особое банановое. С толчеными орехами.
Индеец взобрался на соседний стул.
— Дайте мне того же, — сказал он девушке, торгующей содовой.
— Нехорошо очень вышло с вашим животным, — сказал я.
— В этом мире для животных нет больше места. Какой бы мне купить автомобиль?
— Разве вы собираетесь купить автомобиль?
— Вот уже несколько минут я думаю об этом.
— Я и не подозревал, что у вас водятся деньги. Мне казалось, что вы бедны.
— Просто я произвожу на людей такое впечатление. И еще им кажется, что я сумасшедший.
— Что до моих впечатлений, то вы не показались мне ни сумасшедшим, ни богачом.
— Да, я богатый.
— Хотел бы и я быть богатым.
— Для чего?
— Да вот уже три года, как у меня мечта съездить в Мендоту на рыбалку. А для этого нужно снаряжение и хоть какая-нибудь машина.
— Ты умеешь водить машину?
— Я все умею водить.
— А ты когда-нибудь пробовал?
— Нет еще. Потому что у меня никогда еще не было автомобиля, а украсть его не позволяет наша религия.
— Ты хочешь сказать, что достаточно тебе сесть за руль, как машина у тебя поедет?
— Да, сэр.
— Вспомни, о чем я толковал тебе на днях около библиотеки.
— Это про век машин?
— Вот именно.
— Я помню.
— Индейцы рождаются на свет с инстинктом скакать на лошади, править веслом, удить рыбу, охотиться и плавать. Американцы рождаются с инстинктом гонять машину.
— Я не американец.
— Знаю. Ты армянин. Я прекрасно помню. Я спрашивал, и ты говорил мне. Ты армянин, родившийся в Америке. Тебе четырнадцать лет, и ты уже знаешь, что стоит тебе сесть за руль, и ты поведешь машину. Ты типичный американец, хотя и смуглый, как я.