Меняя завтрашний день
Шрифт:
Он опустил ноги с кровати и включил настольную лампу. Из коридора раздался негромкий скрип и лёгкое потрескивание. Парень поспешно натянул свитер, обулся, шагнул к двери и прислушался. Освещая себе путь фонариком, он прошёл вдоль полутёмного коридора и огляделся.
Обычно в этот час на станции могло происходить движение — через определённые промежутки времени кто-то из команды ходил сверять показания на счётчиках.
В этот момент его окружала полная, никем не нарушаемая, тишина.
Пожав плечами, Сашка ушёл досматривать сны, прерванные из-за такого пустяка.
На следующий день бурение скважины было продолжено.
Взгляд Виктора привычно скользил в сторону стерильной белизны
Виктор верил, что придёт время — и под этими материковыми пластами льда обнаружатся богатейшие залежи полезных ископаемых, пустынный пейзаж украсят сотни и тысячи таких же буровых вышек, с того момента, как с 60-х годов спутники и радары начали фиксировать всё больше скрытых подо льдом озёр; в толще снегов когда-нибудь появятся тоннели и шахты, а населяющие материк колонии пингвинов найдут себе новые земли, чтобы людям не пришлось истреблять извечных обитателей материка. Виктор не был романтиком, он старался быть рационалистом и прагматиком, не забывая про неожиданности и внезапные повороты судьбы. Он верил, что от исследовательских работ в Антарктиде частично зависела судьба страны, медленно истощавшей свои природные ресурсы, в то время как представлялось возможным изучить антарктический лёд потому, что это далеко не простой лёд, который обыватели привыкли видеть на зимних дорогах и тротуарах. Длительное время он накапливается слой за слоем, в результате чего по прошествии многих тысячелетий образовался специфический тип осадочной горной породы: ледяные кристаллы можно рассматривать в качестве минералов, а лёд Антарктиды состоит из кристаллов «минеральной» воды, которые ещё только предстояло изучать учёных разных стран, ежегодно прибывающих на материк. «Волков, — говорил он себе, — если ещё немного поднажать, то вскоре мы получим уникальные образцы, стоит только собраться и организовать команду, чтобы все работали слаженно, дружно и без сбоев».
Над его головой через всё сумеречное небо тянулись и таяли серебристые нити, постепенно становясь ярче, приобретая ярко-алый оттенок и постоянно возвращаясь к серебристым переливам и сполохам, которые медленно двигались к буровым комплексам, где во время проведения гляциологических работ в данный момент находилось несколько буровиков и гляциологов. «Словно два тонких ножа для резки хлеба, — думал Виктор, с теплом в душе разглядывая вышки, озаряемые таинственным красноватым свечением, словно пламенем далёкого пожарища, — без них в глубинные слои ледника не пробраться, лёд на «ломтики» не покромсать…»
Сашка, приступивший было к работам, некоторое время стоял, выпрямившись, не в силах пошевелиться: сколько раз он мечтал увидеть настоящее северное сияние, ради которого и стоило проделать весь этот путь…
Он читал, что полярные сияния уже были известны народам, населявшим Европу, ещё в глубокой древности, когда начали встречаться упоминания о них в сочинениях греческих и римских философов и учёных: Аристотеля, Плиния, Сенеки и других, живших на берегах Средиземного моря, где это явление проявляется чрезвычайно редко. В средние века полярные сияния считали сверхъестественным явлением; сияния порождали панический страх и считались предвестниками бедствий — войн, эпидемий, голода, больших катастроф. Люди наблюдая, отмечали, что вспышки полярных сияний наблюдались перед смертью Юлия Цезаря в 44 году до нашей эры и перед падением Иерусалима в конце одиннадцатого века. Не находя естественного объяснения, люди думали, что это действие таинственных сил, проявление гнева богов или другого знамения свыше.
Сейчас, в тот момент, когда над его головой бесновались и танцевали огненно-красные ленты, превращаясь в пульсирующие пятна и полосы, а по мере приближения к земле, меняя цвет на фиолетовый, и, оказавшись уже на небольших высотах, приобретая яркую зеленоватую расцветку, Сашка не хотел думать о предрассудках древних, о предвестниках всяческих бед и катастроф…
Внезапно началось движение ледового поля при совершенном безветрии. Лёд загудел с неприятным треском и с громким шорохом начал ломаться и расходиться, по белому полотну зазмеились трещины, превращаясь в пропасти и провалы в угасающем бледном свете полярного сияния.
Сашка поздно вспомнил, что разбудившие его ночью звуки мог издавать лёд, который словно готовился к предстоящим разломам и расхождениям, собравшийся чуть позже необратимо разделить территорию вокруг «Обской» на рваные участки.
Слишком поздно люди начали суетиться, когда одна из буровых вышек накренилась, стала медленно заваливаться на бок и сползать в разверзающуюся пропасть. Через несколько мгновений она исчезла в тёмном провале образовавшейся пустоты, и вслед за её исчезновением над станцией взмыл огромный сгусток тумана, словно сотканный из серой мглы, внутри которого сверкали и переливались мириады маленьких блестящих огоньков. Словно на свободу вырвалось само звёздное небо, свёрнутое в тугой узел. Сашка, упав на лёд, резко вскинул голову, пытаясь вынырнуть из внезапно накатывающейся дремоты, и в этот момент гигантский мерцающий клубок, сгустившийся в гротескное нечеловеческое лицо, налетел на антарктическую станцию, словно превратившись в кабатический ветер, сметая и сгибая всё живое на своём пути.
«Словно сказочная птица, — думал Сашка, не в силах оторвать взгляд от завораживающего видения, — и она уносит всех нас куда-то в неведомые дали…»
Откуда-то до него донеслись истошные вопли, в голосах людей слились воедино панический ужас и отчаяние — несколько человек падали в пропасть, исчезая в чернильной синеве новоявленных разломов. Казалось, что лёд продолжал двигаться — материк подрагивал, словно крохотный островок среди бушующих волн открытого моря.
Не пытаясь стряхнуть нахлынувшее на него наваждение, Сашка даже без очков, близоруко прищуриваясь, наблюдал за странной маской, расплывающейся над «Обской», которая наплывала, окутывая станцию со всех сторон — и отступала, то растворяясь в пространстве, то вновь обретая форму.
Поднявшийся ветер обжигал лицо холодным огнём, словно пробивая слои одежды как бумагу и тело понемногу начало леденеть, но Сашка ещё пытался пошевелить коченеющими пальцами рук, чувствуя, что уже не в силах совладать с подступающим сном.
Сашка уже не шевелился — он лежал на спине, раскинув руки в стороны, озаряемый светящейся маской, которая таяла в морозном воздухе, превращаясь в сгусток голубоватого тумана. Этот сгусток некоторое время висел в воздухе над разрушенной станцией, еле заметно пульсируя и освещая ледник прозрачным синевато-голубым мерцанием, затем он медленно растворился на фоне сумеречного неба.
Из образовавшегося разлома, в результате которого от материка откололся айсберг, в океан не спеша выплыл драккар с позолоченной мордой дракона на носу, грациозно заскользив в чёрных морских водах, сопровождаемый порывистым северным ветром. Слышно было, как на судне ударяли в било из бычьей кожи, натянутой на большую бадью, которая издавала резкие густые звуки, задавая ритм взмахам вёсел.
Уже сквозь сон слышал Сашка эти равномерные удары и мысленно усмехнулся, настолько нелепыми показались ему эти звуки в антарктической заснеженной пустыне. Ещё минут десять назад он мог бы успеть увидеть уходящий в море корабль, однако жизненные силы под воздействием холода и резких порывов ледяного ветра покидали его, и потому он больше никак не реагировал на ускользающие звуки покидающего его мира.