Менжинский
Шрифт:
В один из совсем теплых мартовских дней, закончив работу в банке, Менжинский вышел на улицу и направился к трамвайной остановке. Совершенно неожиданно рядом пронзительно заверещал мальчишка-газетчик:
— Важные события в России! Петроград восстал! В Петрограде революция!
Революция! Сколько уже раз Менжинский слышал эти слова из уст газетчиков за последние два года! Только берлинское телеграфное агентства «Вольф» передало четырнадцать сообщений о революции в России.
Но
Купив газету, Менжинский вскочил в трамвай. Быстро пробежал сообщение: в Петрограде восстание! Войска переходят на сторону народа! Разгромлены полицейские участки.
Неужели это правда?
Как невыносимо медленно тащится трамвай! Скорее к своим, проверить, ободрить, решить, что делать!
Наконец нужная остановка. И — почти бегом к знакомому подъезду, затарабанил в дверь.
Открыл Михаил Николаевич, без пиджака, с встревоженным лицом.
— Михаил Николаевич, дорогой! Поздравляю!
Нервно жмет руку Покровского, весело поблескивают глаза из-под стекол пенсне.
— Вячеслав, что с вами, чем вы так взволнованы?!
— Как, вы ничего не знаете? Кричите «ура»: в России революция! Петербург восстал. Царю — по шапке.
В десятый раз перечитано сообщение ПТА. Строятся планы возвращения в Россию.
В последующие дни телеграф приносит новые вести: великий князь Михаил отрекся от престола. Власть в России — в руках комитета Государственной думы. Образовано Временное правительство.
Заявление министра-председателя князя Львова: «Война до победного конца!»
В Петрограде и Москве созданы Советы рабочих и солдатских депутатов. Революцию поддержали Киев, Ташкент, Владивосток.
Армия признала новую власть.
Население приветствует освобожденных из тюрем революционеров.
Французские газеты почти не комментируют радиотелеграфные сообщения из Петрограда, Лондона и Стокгольма. Да и бог с ними, комментариями, скорее бы домой, там сами разберемся.
Но как?
Ответа на этот вопрос никто не дает.
В газетах появляется заметка: Ульянов-Ленин из Цюриха выехал в Россию через Германию в запломбированном вагоне. Здесь же комментарий: Ленин — германский шпион… Это первое сообщение о Ленине после революции и… не первая ложь.
Спустя десять дней новое сообщение, но уже не парижской прессы, а слухи в эмигрантских кругах.
В порядке особого дипломатического акта выехали из Парижа через Лондон в Россию Плеханов, Чернов, Авксентьев, Бунаков, Савинков.
Бурлит и волнуется парижская колония революционных эмигрантов из России. По ее поручению и по личной инициативе обивают эмигранты пороги российского посольства и консульства в Париже, обращаются в английские учреждения, списываются с российскими эмигрантами в Лондоне. Стена молчания или формальная отговорка: не имеем указаний от нового правительства.
Наконец становится известно: получена циркулярная телеграмма из России. Наконец-то! Но радость напрасна и преждевременна. Новый министр иностранных дел Временного правительства сахарозаводчик Терещенко действительно прислал циркулярную телеграмму, в которой… запретил выдачу виз эмигрантам, стремящимся попасть в Россию!
В какое положение поставила эта телеграмма революционных эмигрантов, прежде всего эмигрантов-большевиков, свидетельствует Покровский. Возвратившись в Россию, в Москву, в «Известиях» Московского Совета от 7 ноября 1917 года он писал: «Вы только представьте себе положение: люди ликвидировали свои дела, бросили работу (подавляющее большинство эмигрантов — рабочие), словом, вышли на улицу, чтобы ехать на вокзал. И вдруг двери вокзала — хлоп! Живи где знаешь, как знаешь, чем знаешь! И это на время совершенно не определенное».
Менжинскому относительно повезло. В начале июля 1917 года администрация банка, в котором он работал, помогла ему — одному из своих служащих — получить визу на проезд в Англию. Не медля ни одного дня, он выехал в Гавр, взяв с собой лишь самое необходимое. Весь его архив, вся переписка остались в Париже. На вокзале его провожал Покровский, который еще на некоторое время был вынужден здесь остаться.
Свое возвращение из эмиграции в Россию Менжинский образно описал в письмах к Михаилу Николаевичу.
Одно из писем он начинает словами: «Спешу дать отчет в наших страданиях…»
Гавр. Тщательно осматривают, щупают вещи, простукивают чемодан — нет ли второго дна. Военные контролеры проверяют документы и допрашивают: не германский ли шпион? Их не меньше пятнадцати: каждый что-нибудь спрашивает, проверяет. Придирчиво рассматривают бумаги, ставят штемпель. Кажется, все! И вдруг подходит еще один: пожалуйте за мной. Вводят в комнату, за столом сидят двое, на столе разложены документы Менжинского.
Один из них начинает допрос.
— Вы куда едете?
— В Англию. Там написано, — говорит Менжинский, указывая на документы, лежащие на столе.
— Вы русский? Эмигрант?
— Да.
— Почему едете в Англию, а не прямо в Россию, как ваши друзья бошей из Швейцарии?
— Какие друзья бошей?
— Ленин-Ульянов.
На вопрос отвечает вопросом:
— Проехали же через Англию Чернов и Савинков?
— Проехал и Плеханов. А у вас есть доказательства, что вы принадлежите к партии Савинкова или Чернова?