Мера ее вины

Чандлер Хелен

Она бросилась к Рори и спросила его, откуда у сестры все эти многочисленные увечья. Тот отвел глаза и потом довольно резко ответил, что не имеет к ним никакого отношения. Когда Рут рассказала об этом своим родителям, они тоже не поверили. Гейл любила своего мужа, который к тому же был учителем. Зачем бы он стал бить свою жену? Рут ждала, когда сестра придет в себя, чтобы объяснить произошедшее. Но она умерла, не приходя в сознание. Рори быстро исчез с их горизонта. Против него были лишь подозрения, но ничего конкретного никто доказать не смог.

После этого жизнь Рут кардинально изменилась. И изменилась не потому, что Гейл оказалась замужем за человеком, который бил ее, и даже не потому, что она умерла в результате побоев. Жизнь

Рут изменилась из-за того, что Гейл никогда ничего им не говорила. Она ни словом не обмолвилась ни с отцом, ни с матерью, ни с сестрой о том, что происходит в ее семье. Она не обратилась к ним за помощью даже тогда, когда эта помощь была ей нужна. Она вообще никому ничего не рассказывала о своей жизни.

Только через десять лет после этих событий Рут получила необходимое образование и нашла средства для того, чтобы открыть линию помощи жертвам домашнего насилия. Сейчас она уже не представляла себе, что может заниматься чем-то другим, и не просто потому, что с головой ушла в эту работу, а потому, что, как оказалось, на свете было много людей, которые нуждались в ее помощи. И каждый раз, когда раздавался телефонный звонок, какое-то мимолетное мгновение ей казалось, что на другом конце провода она услышит голос сестры, которая никогда и никуда не позвонила и не попросила о помощи, которая была ей так нужна. Рут занималась телефонной линией в память о своей сестре – и для того, чтобы то, что произошло с ней, больше не повторялось.

Глава 10

Четвертый день суда

К 10.30 утра все присяжные собрались и были готовы приступить к работе. Приоткрылась дверь, и в ней появилось лицо женщины-пристава.

– Небольшая задержка, – сообщила она. – Судья должна выслушать срочное прошение о том, чтобы отпустить человека на поруки. Много времени это не отнимет.

Пристав исчезла до того, как кто-либо из присяжных успел уточнить, сколько времени может занять эта процедура. К тому моменту все поняли, что в суде время идет по-другому, а выражение «много времени это не отнимет» может означать от десяти минут до нескольких часов. Ожидание было частью процесса; оставалось только поглядывать на часы, думая о том, что происходит где-то в другом месте.

– Привет, Лотти, – сказала Джен, – ты сегодня утром ехала через мост? Я слышала по радио, что там была грандиозная пробка. Но, видимо, ты успела проскочить до нее, так как не опоздала…

– Сегодня я добиралась на автобусе. У меня машина в ремонте, но когда я переезжала мост, никакой пробки не было. В любом случае спасибо, что спросили, – пробормотала Лотти, отступая с чашкой кофе в руках. У нее не было желания вести светскую беседу ни о чем. Сидя в автобусе, она считала минуты до того, как приедет в суд, войдет в комнату присяжных и поговорит о том, что они видели вчера. Заняв место между Кэмероном и Джеком, Лотти размышляла о том, как лучше начать разговор.

– Как вы думаете, эта, ну… обвиняемая… она в предварительном заключении или под поручительством? – безадресно поинтересовался «сержант» Грегори.

– Надеюсь, что в заключении, – резко ответила Агнес Хуанг. – Пока эта женщина ходит среди нас, я не стала бы называть Бристоль безопасным городом.

Присяжные упомянули судебное разбирательство, и Лотти почувствовала, что у нее появилась возможность вставить свое слово.

– Но мы же еще от ответчицы и слова не слышали, – возразила она, внутренне подготовив себя к возможной критике, а также удивляясь тому, что «льет воду на мельницу» – защищает человека, нанесшего такие ужасные увечья. Лотти полночи не спала, ломая голову над тем, что заставило такую с виду неприметную и спокойную женщину вести себя столь жестоко. Такое поведение одновременно интриговало и пугало Лотти. Единственный вывод, к которому она пришла, был тот, что если Мария Блоксхэм не сошла с ума, то должно было

существовать объяснение ее действиям. А после наблюдения за ответчицей Лотти засомневалась в том, что та сумасшедшая.

– Я считаю, что нам еще рано делать о ней выводы, – заметила она тихим, почти неслышным голосом.

– Я бы точно не хотел, чтобы эта женщина жила рядом со мной и моей сестрой, – заметил Сэмюэль Лоури.

– Уверен, что ваши собаки обязательно вас защитят, – пробурчал Кэмерон в раскрытую перед ним газету. Он произнес этот комментарий достаточно тихо, и услышали его только сидевшие с ним рядом Лотти и Джек. Кэмерон получил за это легкий пинок в ногу от Лотти.

– Мы даже представить себе не можем, на что способны некоторые люди, – заметил одетый в футболку Гарт Финучин, напрягая свои татуированные руки. Лотти благодарила Бога за то, что не сидит в этот день рядом с ним. При такой температуре перестает действовать даже самый дорогой дезодорант.

– На что мы все способны, – вставил свои три копейки Джек, и Лотти улыбнулась ему. Сегодня он был одет как самый обычный студент – рваные джинсы и майка с политическим лозунгом, который Лотти где-то видела, но не очень понимала, к чему он призывает.

Джек произнес свои слова спокойным и мягким тоном, однако его реплика вызвала у присяжных бурную реакцию.

– Ну, уж извините. Я, конечно, уже не в том возрасте, но скажу вам, что точно не способна на такое насилие. Я считаю, что от людей стоит ожидать лучшего поведения, чем то, что мы наблюдали вчера, – произнесла Табита.

– Как вы думаете, если б жизнь приперла вас к стенке, вы смогли бы сделать что-то более драматичное, чем игра в крокет и варка варенья? – вежливо спросил Кэмерон, ни на сантиметр не опуская поднятую перед лицом газету.

– Ну, это уже неприлично, – вступился за даму Грегори. – Не надо делать из Табиты стереотип пенсионерки. Между прочим, я не припомню, чтобы вы, в отличие от нее, выдвигали свою кандидатуру на пост старшины присяжных.

– Не стоит представлять, что мы имеем дело с преступницей из какого-нибудь криминального сериала, который показывали по Би-би-си в семидесятые годы, только потому, что вчера вы видели нанесенные ответчицей раны, а перед фамилией пострадавшего есть звание «доктор». Мне кажется, что нам всем пока стоит держать свое мнение при себе, – ответил Кэмерон.

После этой фразы все молчали добрых двадцать секунд, и в комнате слышались только звуки поднимаемых кружек и тихое тыканье пальцев в сенсорные экраны.

Кэмерон поднял газету перед собой еще на несколько сантиметров выше. Лотти решила, что он читает спортивный раздел. Вдруг она спохватилась. Это было очередное предположение. И, казалось, весь мир полон этих предположений. «Мы делаем их слишком много», – подумала она. Кэмерон тем временем был совершенно спокоен и не реагировал на недовольство окружающих. У него было свое собственное мнение, отличающееся от мнения большинства, которое он открыто высказывал. Лотти так хотелось быть похожей на него в этом смысле… Она с удовольствием обсудила бы с ним то, что произошло вчера, что могло бы помочь ей понять, почему Мария нанесла своему мужу такие травмы. Ей очень хотелось спросить Кэмерона, чего тот добивается: борется за свое право иметь непредвзятое мнение или делает все в пику Табите.

Лотти разрывалась. Она отчаянно хотела говорить об этом деле, но предупреждение судьи висело над ней дамокловым мечом. Когда вчера вечером Зэйн спросил ее, как проходит суд, она объяснила, что ей запрещено обсуждать с членами семьи то, что она видела и слышала в судебном зале. Муж ответил, что Лотти воспринимает все слишком серьезно.

– Ладно, – ответила она, вынимая из карманов сына собранные им камешки и палочки, – разбирательство касается нападения на человека.

– Не вижу в этом ничего секретного, – заметил муж. – По мне, все это напоминает обычный пятничный вечер в Бристоле. Не обошлось без алкоголя и наркотиков?