Мера любви
Шрифт:
Ли резко выдохнул. Показалось ли ему, что она выглядит виноватой? А может быть, страх стал причиной возбуждения, отразившегося на ее лице? Но одно он знал точно: ему не хотелось сейчас говорить о Кристи. Было бы почти кощунством использовать дочь, для того чтобы сбросить с себя это состояние.
— Вы боитесь меня? — резко спросил Ли, и на этот раз у него не было никаких сомнений: Айрин отшатнулась от него.
— Нет, — сказала она высоким от напряжения голосом. — С какой стати мне вас бояться? Я... я ведь почти не знаю вас.
— О-о, полагаю, прекрасно знаете, — вкрадчиво возразил Ли, чувствуя,
Ли услышал, как у нее перехватило дыхание. Айрин отступила назад.
— Я думаю, что вы просто смеетесь надо мной, мистер Роуленд, — сказала она, храбро улыбнувшись. Однако улыбка не коснулась ее глаз, и Ли понял, что она действительно напугана. — Может быть, мы сядем? Я не допила свой сок. Ее старания урезонить его отнюдь не понравились Ли. Напротив, вызвали раздражение. Проклятье! — она ведет себя так, словно он переступил черту и ей приходится бить его по пальцам, чтобы отогнать. Неужели Айрин действительно считает, что обманула его своей трогательной попыткой казаться светской? Если бы у нее была хоть капля здравого смысла, она бы вообще не встала со своего кресла.
— Знаете, что я думаю? — протянул он, видя, как Айрин отступает к книжным полкам. Она так старалась увеличить расстояние между ними, что не заметила, как сама загнала себя в угол. — Я думаю, что вы боитесь меня, миссис Тревор. — Он шагнул к ней и очень осторожно провел пальцем по ее щеке. — Не стоит. Я и вполовину не так опасен, как кажусь.
Она отдернула голову.
— Я не считаю вас опасным. Вы, скорее, несчастны, если хотите знать правду. Вы потеряли жену, вы потеряли ребенка, вы потеряли репутацию. С какой стати мне бояться сдавшегося человека?
— Проклятье! Я вовсе не сдался! — Сказанное Айрин затронуло Ли за живое, привело в ярость. Не осознавая, что делает, он грубо схватил женщину за плечи. — Вы ничего не знаете обо мне! — прорычал он, забыв, что несколько минут назад утверждал обратное. — Я готов вам шею свернуть за такие слова!
Только произнеся это, Ли понял, какие ассоциации должно вызвать у Айрин такое заявление. Возможно, она подумает, что он и впрямь способен на нечто подобное, если его так легко вывести из себя. А проступок Синтии был куда более серьезным, нежели неосторожные замечания по поводу образа его жизни.
Но было уже поздно. Слишком поздно забирать назад необдуманные слова. Слишком поздно не замечать женщину, которую он держал за плечи. Она была такой теплой, такой мягкой, такой женственной... Короче говоря, у нее было все то, что он так тщетно пытался выбросить из головы с той минуты, как Айрин переступила порог его дома. И, не обращая внимания на потрясение, написанное на ее лице, он заключил Айрин в объятия.
Это было, ошибкой, большой ошибкой. Ли понял это, едва ощутил ее уступившее натиску тело рядом со своим. Глядя в огромные округлившиеся глаза, он догадывался, что Айрин не способна бороться с ним. И, хотя ее кулаки упирались ему в грудь, в лучшем случае это был только беспомощный жест, обозначавший сопротивление.
— Я не сдался, —
Верила ему Айрин или нет, но она явно ожидала, что он сумеет сдержать себя. Однако Ли обнаружил, что вместо этого склонил голову и скользнул губами по пепельным локонам на ее виске. Сегодня она уложила волосы в пучок, очевидно рассчитывая произвести благоприятное впечатление на классного руководителя Эмми, но несколько прядей выбились. Волосы Айрин бьши мягкими и отбрасывали нежные тени на ее кожу, и Ли закружило в водовороте чувств. Он понял, что уже не сможет отступить, не вкусив влажной мягкости ее рта. Им двигал какой-то неукротимый внутренний голод, и, удерживая одной рукой ее за талию, он поднял другую к ее лицу.
Большой палец скользнул по сжатым губам, отмечая их инстинктивное замирание при столь интимной ласке. Затем Ли нащупал чувствительную впадинку за нежной мочкой и тут же ощутил, как участился пульс Айрин. Она была до кончиков ногтей женщиной — самим теплом, самим душевным здоровьем. И он не был бы мужчиной, если бы не осознавал этого, а также того, что заставляет ее испытывать ответное желание. Выражение неискушенной неуверенности на ее лице только подстегнуло его.
— Ведь вы не ненавидите меня, Айрин? — спросил Ли, глядя в серые глаза. — Поверьте, я не хочу вас обидеть.
— Вот как?
В ее голосе еще звучало сомнение, но раскрывшиеся губы казались такими многообещающими! Она была в его объятиях, он хотел ее, и, опустив голову, Ли накрыл ее рот своим.
Это был рай, и это был ад. Рай заключался в чувственной сладости ее губ, а ад — в понимании того, что она никогда не будет принадлежать ему. Почему она не остановила его? — с горечью думал Ли. Почему не боролась с ним до полного изнеможения? Ведь он давал ей такую возможность.
Но когда Ли позволил своему языку скользнуть между ее зубов, тот не встретил явного сопротивления. Влажная глубина ее рта была открыта для его жадного вторжения. Неверными руками он провел по ее спине, чтобы затем стиснуть узкие бедра.
Еще одна ошибка. Когда он еще теснее прижал Айрин к себе, его отвердевшая плоть вдавилась в мягкий живот. Это было неописуемое ощущение, и он до безумия захотел разрядить свое мужское напряжение в этом женском теле.
Ее блузка выбилась из-под пояса юбки. И пальцы Ли помимо воли принялись поглаживать шелковистую обнаженную кожу...
Внезапно у него пресеклось дыхание, и, оторвавшись от рта, Ли уткнулся лицом в ее шею. Господи, должно быть, я сошел с ума, дрожа всем телом, подумал он. Уже не в первый раз он был слишком близок к тому, чтобы превратить все в сплошную неразбериху. Понимает ли она, что творит с ним? Может, и понимает, с горечью усмехнулся Ли. Вполне вероятно, именно это он и прочел в глубине ее серых глаз.
Звук открывшейся за его спиной двери отчасти привел Ли в чувство. Мэри Престон, сердито подумал он. Она никогда не удосуживается постучать, прежде чем войти.
Выпрямившись, он едва взглянул на раскрасневшееся лицо Айрин и обернулся. Но это была не экономка. Патриция Холкомб смотрела на него с нескрываемым презрением.
— Так-так, — проговорила она. Что бы ни испытывала эта женщина, она немедленно скрыла свои чувства под маской сарказма. — А я-то думала, что ты уже усвоил урок.