Мэри Роуз
Шрифт:
— Его интересует лишь кораблестроение, — произнес Роберт. — Я за этого человека готов поручиться двумя руками, Ваше Величество.
— А «Мэри Роуз» вы должны были получить только тогда, когда проявите себя.
— Само собой разумеется, Ваше Величество. Мы не будем говорить о модернизации, пока Ваше Величество не будут довольны нами. Сначала же речь идет лишь о том, чтобы сделать корабль мореходным и предотвратить его дальнейшее разрушение.
— Хорошо, хорошо, — проворчал король, улыбнувшись, и потрепал Роберта по плечу. — Я слышал, что послы императора болтают, будто мы держим наши корабли в неподобающем состоянии. Ради нашего Эдуарда сделайте то, что считаете нужным. Но ведите себя хорошо, слышите? И сегодня вечером непременно как следует потанцуйте!
Роберт передал известие, словно подарок, позаботился о том, чтобы Флетчеру выправили все необходимые для перевода документы. После он заставил его поехать с ним в бассейн и посмотреть корабль. Гордый четырехмачтовик выглядел будто больная старуха, но он обязательно поправится и расцветет невиданным цветом.
— Что вам видится насчет нее? — спросил Роберт.
— Я оставлю свои мысли при себе. Как мужчина на брачном ложе.
Роберт осторожно толкнул его локтем в бок.
— Да ладно вам. Не будьте таким зазнайкой. Я ведь не спрашиваю подробностей, мне просто хочется разделить с вами мечту о ней.
Флетчер не смотрел на него, его взгляд был устремлен на «Мэри Роуз».
— Я хочу, чтобы в Англии не было мужчины, который не знал бы ее имени, — произнес он. — Ни сегодня, ни через пять сотен лет.
Когда Роберт вернулся во дворец, обычно такие оживленные коридоры были погружены в глубокое молчание. Ему показалось, что за одной из дверей он слышал приглушенные всхлипы, а его слуга, который должен был помочь ему переодеться к ужину, огорченно покачал головой.
— Банкет отменили, милорд. Наша добрая королева Джейн скончалась час назад.
Джеральдина ждала его в своей спальне. Она лежала в постели под горой одеял, но не спала.
— Роберт, — сказала она, едва он вошел. — Я должна тебе кое- что сказать.
Он присел на край кровати, наклонился, чтобы поцеловать ее.
— Я уже знаю, мой ангел. Это ужасно грустно, не правда ли?
— Я не о королеве, — произнесла она и отвернулась. — То, что я должна сказать тебе, не покажется тебе ужасно грустным, потому что ты хотел этого, как одержимый. Думаю, сейчас ты закричишь от радости и бросишься мне на шею, а потом купишь мне сладкого вина и засахаренных слив.
23
Фенелла
Конец лета 1539 года
«Casa Francesca» — так они назвали построенный на соседнем участке дом, где ухаживали за стариками и больными. В честь Франчески да Римини и Франческо Петрарки. Однако жители Портсмута отказывались использовать заморское название и величали его «Домом бессмертных».
— Кто бы ни отправился умирать в этот дом, — шутили они, — его не выносят оттуда ногами вперед, нет, он остается вечно живым.
В этой дружеской насмешке была доля истины. В «Casa Francesca» было место для десятерых страждущих, о которых заботились до самой смерти, но дом постоянно был переполнен, потому что никто не умирал.
— Должно быть, все дело в том, что ухаживаешь за ними ты, — говорила Фенелла Лиз, которая с помощью семьи и нескольких добровольцев неустанно ухаживала за больными.
— Да брось, — отмахивалась Лиз. — Это все Саттон-холл. Говорить так — богохульство, но действительно, всякий, кто входит туда, как будто получает вечную жизнь на земле.
— Это не богохульство, — возражала Фенелла. — Как бы Господь справлялся с нами, не будь у него чувства юмора?
Кроме того, Лиз была совершенно права: все ждали, что отец Бенедикт и Летисия Флетчер умрут в течение нескольких месяцев, но они жили и жили, ели, пили, ругались или молчали. Мать Фенеллы, которая всю жизнь была женщиной болезненной, уже не первый год совершенно не жаловалась на здоровье. Из-за сэра Джеймса они тревожились весь последний год, поскольку обычно такой бодрый мужчина, казалось, превращался в развалину прямо на глазах, но неделю назад он уехал в Лондон вместе с тетушкой Микаэлой навестить Джеральдину и ее семью. Перспектива увидеть внука, на которого он не смел и надеяться, взбодрила его.
Тетушка ехать не хотела, но сэр Джеймс не давал ей покоя.
— Ты ведь хочешь хоть раз обнять свою внучку, которой теперь уже год исполнился, — заявил он.
— Она не моя внучка! — почти в ужасе воскликнула Микаэла.
Сэр Джеймс рассмеялся.
— Я бы не судил так строго, Мика. Разве в этом доме знают, кто тут чей.
— Я знаю! — сверкая глазами, заявила та, но в конце концов согласилась сопровождать его.
Впервые сэр Джеймс не скрывал того, что едет к дочери. Сильвестр был зол, но Фенелла отчитала его:
— Почему твой отец должен отказаться от дочери и внучки? Малышка едва не умерла при рождении, он ужасно рад, что она жива, неужели ты этого не понимаешь?
— А кто сказал, что она едва не умерла при рождении? — насторожился Сильвестр.
— Твой отец говорил, что она родилась на два месяца раньше срока и была очень крохотной.
— Негодяй, зачавший ее, тоже крохотный! — рявкнул Сильвестр. — И Джеральдина тоже была крохотной, когда родилась, но никто не говорил, что она едва не умерла. Это я едва не умер.
Фенелла невольно рассмеялась, хотя любая мысль о Джеральдине Саттон тревожила ее до глубины души.
— Хватит ругаться, отец Бенедикт делает это гораздо лучше, чем ты. От меня-то не стоит скрывать, что ты тоскуешь по сестре и не прочь познакомиться с племянницей. Знаешь что, Сильвестр? Ты должен поехать за ними вдогонку.
Черты лица его ожесточились.
— Ни в коем случае.
— Твой отец будет рад.
— Мой отец знает, что это невозможно, — отрезал он. — Да, ты права, я не перестаю тосковать по Джеральдине. После того как Маллах избил ее, я надеялся, что она вернется сюда. Я был готов примириться с Маллахом и остальным миром. Но она решила остаться с животным, которое унизило ее, а маленькое существо, которое они почему-то назвали Франческой, — ребенок Маллаха. Да, я не прочь познакомиться с племянницей, но я не хочу обидеть Энтони, переступив порог дома Маллаха. Если бы не Роберт Маллах, возможно, у моего друга была бы своя собственная дочь.