Мэри Роуз
Шрифт:
Фенелла не могла отвести взгляд. Чем бы ни были два этих шара, их отчаянная попытка спастись с тонущего корабля притягивала ее и поразительным образом придавала мужества. Она знала, что ей нельзя подплывать слишком близко к кораблю, что ей не хватит сил вырваться из водоворота, но шары манили ее. Если от «Мэри Роуз» больше ничего не останется, ей придется спасать их.
Нет, это не шары. Это головы. Судя по всему, так же, как в месте позабытых, одна из них изо всех сил пыталась удержать над водой другую, а силы неумолимо оставляли ее, тело тяжелело, и все сильнее становилось искушение сдаться и за себя, и за второго. Но волю к жизни было не так-то просто сломить. Она преодолевала себя, взбиралась на горы и кричала, разрывая легкие: «Вот они мы, и мы останемся здесь! Мы не позволим прогнать себя из этого мира!»
Нет, это не шары. Две головы. Одна светловолосая, другая черноволосая, и чем ближе подбиралась Фенелла, тем отчетливее видела каждую черточку. Видела отчаянную силу, с которой боролся Энтони, пытаясь вытащить из смертоносного водоворота гораздо более тяжелого Сильвестра, и знала, что надежды на успех нет. Он плыл на боку, обхватив рукой грудь Сильвестра. Таким образом, у него оставалась только одна рука, чтобы плыть, и страх позволить Сильвестру опустить голову под воду, делу не помогал. Ему бы плыть прямо вперед, использовать всю силу двух имевшихся у него конечностей, чтобы преодолеть это расстояние, но вместо этого он то и дело свободной рукой поднимал голову Сильвестра, сам оказывался под водой, и его утаскивало назад.
Энтони не был блестящим героем. Он был мужчиной, до смерти уставшим, обезумевшим от страха за жизнь друга. Фенелла изо всех сил налегла на весла и устремилась ему на помощь.
— Энтони! — заорала она. — Плыви ко мне, тащи его сюда, мы сможем!
Они сражались оба. Между ними была полоска воды, сужавшаяся сначала незаметно, затем все стремительнее. Вскоре она подплыла так близко, что услышала хриплое дыхание Энтони.
— Хватайся за лодку! Держись за что-нибудь! — кричала она, видя, что он совершенно обессилел.
Он произнес что-то невнятное, но она поняла, что эго означает «Сильвестр». Невзирая на опасность, что ее лодку отнесет течением назад, она отпустила весла, перегнулась через край, схватила Сильвестра за плечи. Он оказался невообразимо тяжелым. Фенелла тащила, Энтони толкал, он несколько раз выскальзывал у них из рук, и, когда им наконец удалось перевалить его через борт, чтобы он не опрокинулся назад, из горла у нее вырвался хриплый ликующий звук.
— Положи… в… лодку, — произнес Энтони между стонами из перемешанной с кровью воды, лившейся у него изо рта и носа, и нырнул. У Фенеллы едва не остановилось сердце, но она послушалась и еще раз из последних сил потянула Сильвестра за плечи. Снизу Энтони подтолкнул его ноги, и тяжелое тело плюхнулось на дно, лодка закачалась.
Фенелла прислонилась к борту и закричала:
— Выплыви, выплыви, пожалуйста, пожалуйста!
Над водой показалась отплевывавшаяся и фыркающая голова Энтони. Фенелла схватила за что получилось — за волосы — и потащила.
— Забирайся в лодку, помоги мне, у нас получится.
Его руки сомкнулись на борту лодки, подняли тело вверх. Обессилев от отчаяния, он рухнул в лодку. Собравшись с силами, Фенелла сделала несколько движений веслами. Все в ней хотело заботиться о двух мужчинах, но сначала нужно было убедиться, что они отплыли достаточно далеко от опасного водоворота.
Когда наконец, тяжело дыша, женщина опустила весла, она увидела, что Энтони стоит на коленях и, положив на них голову Сильвестра, бьет его по спине, заставляя выплюнуть проглоченную воду. При этом он говорил с ним так, как ей не доводилось слышать никогда:
— Все хорошо, слышишь? Ты просто потрясающий человек, самый великий, у тебя все получилось. Мы в безопасности, мы с Фенхель, тебе нужно лишь как следует дышать, больше ничего, остальное сделаем мы с Фенхель.
Сильвестр лежал на боку, он открыл глаза. Он не плевался водой, но Фенелла была уверена, что она услышала его хриплый вдох. А следующего уже не было.
Энтони закричал:
— Я люблю тебя, Сильвестр! Дыши, слышишь, дыши же, черт тебя подери! Дыши же, я так люблю тебя! — Он наклонился, прижал свое лицо к лицу Сильвестра, стал вдыхать в него свое сильное дыхание, и плечи у него дрожали.
Фенелла не трогала его, пока не увидела, что он обессилел. Грести, тащить, поднимать — все это было далеко не так тяжело, как произнести одну эту фразу:
— Оставь его, Энтони. Он мертв.
Его тело вздыбилось, увлекая за собой тело Сильвестра, и он заплакал. Он всхлипывал, как ребенок, прижимал к себе Сильвестра, сотрясаясь от бурного плача. Из его горла вырывались искаженные от слез звуки, по лицу бежали потоки слез. Он не двигался, не кривился, просто держал Сильвестра и безудержно плакал. Он потерял друга. Свой просмоленный канат, свой якорь, свою поддержку.
Фенелла, сидевшая у него за спиной, тоже плакала, и в то же время у нее чесались руки — так ей хотелось прикоснуться к Энтони. То, что он уничтожил жизнь, исправить было нельзя, но он не перестал быть человеком. Она уступила желанию, сомкнула руки вокруг него.
— Прислонись ко мне, — плача, попросила она. — Позволь мне поддержать тебя. Ты так устал.
Энтони плакал.
— Ничего не поделаешь, — говорила она. — Ты сделал все, но это оказалось сильнее. Хорошо, что он умер не там, в темноте, а с нами. Ты дал ему с собой свою любовь.
Она крепче прижала его к себе, зарылась лицом в его мокрые и соленые волосы. Они оба плакали, и она держала его, пока силы не оставили их и он не поднял голову, не отпуская Сильвестра.
— Нам повезло, — деревянным голосом произнес Энтони. — Вместо того чтобы грести в сторону Портсмута, мы могли поплыть навстречу французам. Спасибо, Фенелла. Я уже пришел в себя. Если ты возьмешь себе моего Сильвестра, я отвезу тебя домой.
Фенелла снова расплакалась. Энтони не отпустил Сильвестра и не тронулся с места, пока она не встала со скамьи и не села рядом с ним. Потом он уложил его ей на колени, как укладывал вечерами детей, поправил рубашку у него на шее и нащупал цепочку с золотой монетой.
— Это дал мне человек в Генуе, — пробормотал он. — За мой первый проданный чертеж корабля.
— Я хотела, чтобы у Сильвестра было что-то от тебя и от меня. Если это звучит не слишком безумно, то что-то вроде обручального кольца.
Он поднял голову.
— Звучит совершенно безумно. Похоже на нас. — Он пригладил волосы Сильвестра и пошел на скамью. Он греб спокойными, ровными движениями, ведя лодчонку обратно в Портсмут.
То, что он убил человека, изменить невозможно. Но и другое тоже.