Мэри Роуз
Шрифт:
— Слушай, мешок, ты собираешься помогать мне?
Сильвестр ухватился за край окна, подтянулся, хотя боль в голове пульсировала ужасно. Словно сквозь шерсть, которой тетушка затыкала ему уши зимой, он услышал грохот орудий, увидел силуэты кораблей, продолжавших сражаться чуть дальше к югу, пока их корабль шел ко дну. «Мэри Роуз». Его друг, не колеблясь, покинул корабль всей своей жизни, чтобы спасти их обоих.
Он вылез в отверстие, поранил руку и крикнул, обернувшись:
— Ты мой брат, Энтони!
— Я знаю, — ответил тот.
— Нет, всезнайка ты мой. Этого ты не знаешь. Ты мой брат по крови. В бумагах, оставленных моим отцом, все записано. Он боготворил мою мать, но моя мать была… Она была такой, как Джеральдина. Безупречна. Безжалостна. Ей нужен был мужчина из стали, а с твоей матерью он мог быть мужчиной из плоти и крови, каким он и был. Он совершил ошибку и не смог ее потом исправить, потому что Мортимер Флетчер оставил тебя у себя, намереваясь выместить на тебе весь свой гнев. Он никогда так и не осмелился жениться на своей возлюбленной Мике, потому что ему было ужасно стыдно. Но любил он тебя не меньше, чем меня. А я люблю тебя еще больше.
Удивленное лицо Энтони дорогого стоило. Сильвестр рассмеялся, и это придало ему сил повернуться, подтянуть ноги к телу, как советовал друг. А затем оттолкнуться. Он уже не слышал грохота, не видел кораблей — было одно лишь море.
31
Фенелла
Портсмут, 19 июля 1545 года
Фенелла не считалась свидетелем. Тот, кто в последующие годы искал кого-то, кто мог бы рассказать о случившейся в тот день трагедии, отказывался от ее свидетельства, хотя она была уже далеко не юна.
— Ты была не в себе, — говорили люди. — Ты не можешь помнить.
Но Фенелла помнила. Каждая подробность запечатлелась в ее памяти и останется там до конца ее дней.
Начинающийся день был ясным и безоблачным, но ветер налетел рано, легкий, при котором плыть было тяжело, но можно. Фенелла сделала то, что делала всегда: накормила детей, отнесла больным завтрак и стала заниматься всем подряд, лишь бы не думать. День мог пройти незаметно, как все остальные в бесконечной череде, чтобы быть тут же забытыми. Но родной город Фенеллы, Портсмут, не сможет забыть его, как и сама Фенелла. Для них обоих этот день был единственным в своем роде.
В полдень Тимоти доложил, что у дверей посетитель.
— Пошли его наверх, — устало произнесла Фенелла. — А если ему нужно в «Саза», помоги ему, хотя у нас, как обычно, нет мест.
— Это молодая леди, — робко ответил Тимоти. — Она сказала, что не будет подниматься и что хочет переговорить с вами у ворот. Еще она сказала, что это срочно. И жизненно важно.
Фенелла при всем желании не могла сообразить, кем может быть молодая леди, но, вместо того чтобы мучить бедного Тимоти, пошла посмотреть сама. Зачем она взяла с собой письмо Сильвестра, Фенелла задумалась уже позже. На протяжении предыдущих нескольких дней она была настолько зла на Сильвестра, что хотела выбросить письмо.
Молодая леди, стоявшая у ворот, оказалась не моложе ее самой. На ней было грязное, порванное платье из красного бархата, волосы были растрепаны. Фенелле потребовалось несколько мгновений, чтобы узнать ее.
Это была Джеральдина.
— Ты должна пойти со мной, — сказала она. Глаза у нее были налиты кровью. — Ты должна пойти со мной, иначе он умрет.
— Кто умрет?
— К дьяволу, ты должна пойти со мной! — закричала она, и Фенелла поняла, что придется послушаться.
— По дороге расскажешь, — сказала она и бросилась назад в дом. — Тимоти, позови Микаэлу, скажи ей, чтобы присмотрела за детьми, — велела она, а затем вернулась к Джеральдине.
— У тебя есть повозка? Я уже не могу идти, а нам нельзя терять время.
Фенелла запрягла свою повозку, помогла Джеральдине забраться в нее. Выглядела та плохо. Руки и ноги исцарапаны, ноги босы.
— Куда?
— К крепости Саутси! У меня там лодка, но меня туда не пускают.
Фенелла поехала. Возможно, она была единственной жительницей Портсмута, которая не осаждала крепость в эти дни, когда король Генрих оказал городу честь, а флот Англии стоял у берегов. Ее дочь будет злиться на нее до конца ее дней.
— Что случилось, Джеральдина?
— Французы пришли. К кораблям больше не пускают лодки. Я должна была поехать с поставщиком, мы с Давидом все подготовили. Я хотела быть с ним, когда он умрет, но меня не пропустили и прогнали гребца.
— Когда умрет… кто?
Джеральдина обернулась. Ее красивое лицо было перекошено.
— Энтони Флетчер. Мужчина, которого любим мы обе. Я помогла одному человеку попасть на «Мэри Роуз». Он подкупил нескольких человек, чтобы они раздали канонирам самогон, сломали запоры на орудийных портах, подрезали брасы и заставили всю эту орду людей бегать с одного борта на другой. Большего мне не нужно было. Роберт и так шикарно испортил этот корабль, а до идеи набить старую лоханку семьюстами человек тщеславные петухи из адмиралтейства додумались сами.
— Подожди. — Фенелла была настолько огорошена, что остановила повозку. — Ты заплатила кому-то за то, чтобы он потопил «Мэри Роуз»? С семьюстами человек на борту? — Ей стало дурно. Сквозь летнюю тишь до нее словно бы донесся голос Люка: «“Мэри Роуз” ненадежна. А на ней через несколько недель будут ходить сотни людей».
— Она действительно тонет. — По перекошенному лицу Джеральдины бежали слезы. — Я хотела, чтобы мы умерли вместе, я хотела обнимать его, но я ведь не хотела, чтобы он самым жалким образом утонул один!
— Ты спятила? Ты хоть раз задумывалась о том, чего хочет он, или он был для тебя просто большой кошкой, на которой можно было потренироваться в игру со смертью? — Вне себя от ярости, она ударила Джеральдину по лицу, а затем, осознав, что делает, спросила себя: «Разве я лучше?» Сердце колотилось, словно безумное. Она имела право бросить Энтони, потому что он убил человека, она даже имела право отнять у него детей, но она не могла сидеть сложа руки, зная, что он умирает! Щелкнув поводьями, она погнала лошадь, а вместе с ней понеслись вскачь и ее мысли.