Меридон (др.перевод)
Шрифт:
И впервые мое огрубевшее затвердевшее сердце раскрылось памяти о ней, простило ее за то, что она отдала меня, выбросила в опасный мир. Я простила ее за то, что она подвела меня, когда я была новорожденной. И поверила, что она хотела мне добра, отдав под опеку человеку, который любил ее, велев ему научить меня тому, что земля никому не принадлежит.
Теперь я это чувствовала… я улыбнулась.
Именно в тот миг, когда документы попали в руки кому-то другому, я поняла, что они никому не должны принадлежать.
Но я
В ощущении правильности, справедливости.
Никто не должен иметь возможность покупать и продавать землю, по которой ходят люди, дома, которые они зовут родными. Нельзя ее проигрывать, нельзя выбрасывать. Единственные, кому можно вверить землю, – это люди, которые на ней живут, которым она нужна. Земля, воздух, солнце и пресная вода не могут принадлежать одному человеку.
Они нужны всем, все должны иметь на них право!
Я сидела в тишине, в одиночестве, очень усталая.
И гадала: в какой притон, в какую лондонскую дыру Перри отправился с документами на Широкий Дол в кармане и со сводившим его с ума желанием играть?
Я сразу поняла, что Перри сегодня поставит на карту. Он пошел играть с нашими брачными контрактами и документами на Широкий Дол в кармане. Зловредный бес, заставивший его сунуть их в карман сюртука, родился сегодня в гостиной, когда я велела Перри не пить, окреп за обедом, когда мы с его матерью тянули его в разные стороны и грызлись над ним, как пара голодных дворняжек над куском коровьей кожи. Перри никогда не мог противостоять матери. Перри не мог противостоять мне. Он был трусом. Он предпочел украсть и предать нас всех, пытаясь утвердиться перед нами, и так отомстить за сотни обид.
И я знала, где он играл.
Я знала, что его новообретенные друзья, Редферн и Томас, были мошенниками. Я видела все признаки: необычайное везение Перри началось, когда он их встретил, как раз когда он получил право распоряжаться состоянием. Они звали его Везунчик Хейверинг, как похвастался он мне, а я и не сообразила сразу, при всем своем быстром уме обманщицы, что это ловушка. Они дурачили его, и сегодня, когда он был пьян и раздражителен, собирались захлопнуть капкан.
Я укусила себя за костяшки и закуталась в темноте в один из дорогих кафтанов Перри. Я ломала голову, гадая, как его найти, как выследить, пока не слишком поздно.
Внезапно раздался стук в стекло. Дробный, как от града.
Кто-то с улицы кидал камешки в окно спальни.
Мое сердце замерло, возможно, это был Перри, который оказался перед запертой дверью и боялся перебудить весь дом стуком. Последовал новый град камней, я вскочила с кровати и подбежала к окну, опасаясь за стекло.
Окна были плотно закрыты и закрашены белой краской. Открыть их я не могла. Я прижалась лицом к стеклу и сощурилась, пытаясь разглядеть улицу. Кто бы ни кидал камни, его скрывал дом, но тут появилась тень, отошедшая на дорогу, чтобы посмотреть на мое окно, и я сразу ее узнала.
Это Уилл Тайяк стоял на улице, словно убийца, пришедший расправиться со мной.
Я подбежала к двери спальни и рывком распахнула ее. Слетела в холл, бесшумно ступая босыми ногами по толстому ковру, а потом – по ледяным ступеням. Парадная дверь была закрыта на засов и цепочку, но я часто отпирала ее сама, чтобы выехать на утреннюю прогулку, поэтому легко отодвинула засовы, сняла цепочку и отворила дверь.
Я выскочила на каменное крыльцо в одной ночной рубашке и протянула к Уиллу руки:
– Уилл! – воскликнула я. – Ты мне нужен!
Он грубо меня оттолкнул, и я потрясенно поняла, что лицо у него темное от гнева.
Я отступила.
– У меня сейчас нет на это времени! – внезапно сказала я. – Можешь на меня злиться, но есть вещи поважнее. Широкий Дол! Ты должен мне помочь его спасти!
Лицо Уилла было твердо, как меловая скала.
– Мне нужно задать тебе один вопрос, – голос его был полон гнева. – Один вопрос, а потом я уйду.
Я поежилась. На улице было морозно, на тротуарах сверкал иней. Я стояла босиком на каменном крыльце.
– Ты знаешь, что сегодня поставил на карту твой муж? – спросил Уилл.
– Что?.. – заикаясь, выговорила я.
– Ты знаешь, на что твой муж сегодня играет? – повторил Уилл.
Голос его был хриплым, даже в шепоте слышался гнев.
– Да, – сказала я. – Он вернулся домой за документами. Я только что обнаружила, что они пропали.
Я завела руку за спину и взялась за молоток на большой черной двери так крепко, что мне стало больно.
– Ты знаешь, где он? – спросила я.
Уилл кивнул.
– Я хотел тебя увидеть, – сказал он. – Поехал к дому той женщины, у которой ты была сегодня вечером. Мне сказали, ты уехала домой, ложиться. Я решил, что повидаюсь с его милостью, если найду его.
Он помолчал.
– И я его нашел, – продолжил он. – Он был в новом карточном клубе, в переулке за Керзон-стрит, пьяный вусмерть, пытался играть в пикет. В клубе говорили, что он весь вечер выигрывал, а теперь начал проигрывать. Ставкой были документы на Широкий Дол. Кто их выиграет, тому Широкий Дол и будет принадлежать.
Мы оба замолчали. По улице дул ледяной ветер, и я дрожала, но не возвращалась в дом.
– Он еще не проиграл его, когда ты уходил? – спросила я.
– Нет.
– Ты его видел? Тебя туда впустили?
Жесткие губы Уилла сложились в улыбку.
– Это не клуб для джентльменов, – сказал он с пристрастностью истинного радикала. – Туда пустят любого, кто достаточно богат или достаточно глуп. Это конюшня, из которой сделали клуб, посадив у дверей привратника, они играют там, где раньше спали грумы. Открылись всего пару недель назад.