Мертвая хватка
Шрифт:
По вторникам и пятницам — секция единоборств. В провинции хрупкой девушке надо уметь себя защищать. Иначе пойдешь гулять на улицу — а вернешься домой беременная. А по четвергам иврит, который к концу занятия усилиями смешливого толстячка-преподавателя превращался в коварный идиш.
«И запомнили, рыбоньки! Тухес — жопа, нахес — счастье, но аГитер тухес — аГройсе нахес! В смысле, хорошая жопа — большое счастье!»
Даша была почти счастлива. Разве что иногда мечтала сменить свое простецкое имя на что-нибудь более звучное. У танцовщиц всегда звучные имена. А еще — потому, что каждый второй
Еще недавно был Артур. И она уже потихонечку примеряла его куда более подходящую для сцены армянскую фамилию — Севан.
Артур был из тех, кого называли «породистым». Он закономерно был звездой факультета менеджмента и предметом всеобщего обожания. Планов на него изначально не строилось, точнее, стоило озвучить эти планы маме, как на Дашу вылился ушат помоев:
— Ну как может богатый и красивый парень выбрать на роль своей девушки такую, как ты? Высокая, тощая, грудь маленькая, лицо круглое, нос курносый. Даш, будь попроще.
— Мне кажется, я ему нравлюсь.
— Ты спирохета бледная, смирись уже!
И Даша в который раз рассматривала себя в зеркале. Ну да, так и есть. Поэтому в большой балет и не взяли — 178 сантиметров роста — это многовато. Разве что в любительский театр или в коммерческую труппу…
Особенно огорчали волосы. Казалось бы, радуйся — от природы натуральная блондинка с красивыми вкраплениями русых прядок, но в «общем зачете» слишком много белесости: светлая кожа, неяркие ореховые глаза. Действительно, бледная спирохета.
До знакомства с Артуром Даша никогда не задумывалась, достаточно ли она красива для какого-то конкретного типа мужчин. Симпатичная, милая, и мальчикам всегда нравилась. Ничего не значащие романы у нее были, но для покорения звезд нужно было что-то… такое!
Решение проблемы нашлось быстро, стоило нажаловаться подруге, работавшей парикмахером. Та просто предложила «на пробу» покрасить волосы в медно-рыжий, а брови чуть-чуть затемнить. Для начала — просто тонирующей краской, не понравится — смоем. И получилось загляденье! Ореховые глаза тут же засияли, кожа из бледной превратилась в контрастно-ванильную.
И Артур запал. В тот же день, когда Даша явилась в институт в обновленном образе, пригласил на свидание.
Он же стал ее первым мужчиной. И, гуляя с ним по вечерней набережной, Даша нет-нет, да засматривалась на витрины дорогущих свадебных салонов. Ну а как не засмотреться? С закрытыми глазами только пробежать и не уткнуться носом в блистательные, завораживающие платья. Особенно вон то фисташковое, оно прекрасно подойдет к рыжим волосам…
Даша мечтала. Пока не случился тот разговор, даже не с Артуром — с его армянской мамой. Которая два года благосклонно принимала «молодежь» на чай, каждый раз вздыхала, что девушка сына не пробует ее фирменные пирожки, приговаривая, что в этом вашем хореографическом училище? Нет? В студии? Неважно! Загоняли девочку до прозрачности.
А потом Артур словно случайно, вот прям невзначай, отлучился (точнее, позорно сбежал) на кухню заварить еще чаю.
За пару минут любезная родительница высказала все, что Даша старательно отрицала. Замечала же, но упорно не хотела верить.
— В провинциальном городе мальчику нечего делать, — старшая госпожа Севан щипала пирожок и смотрела немигающим взглядом. — Его талант — это Москва. И все шансы стать, как минимум, министром культуры.
— Я понимаю…
— Прекрасно. Ты хорошая девочка, но с такими женами министрами не становятся.
— Почему? — ошеломленно спросила Даша.
— Ты сама не понимаешь? — удивилась армянская мама. — Отца нет, мама вышла замуж за еврея и укатила в Израиль. Профессии как таковой нет. Чем ты будешь заниматься?
— Я…
— Ты сама не знаешь. В институте ты учишься, потому что мать заставила. У тебя глаза горят, только когда ты про свои танцы рассказываешь. Но это не профессия для жены серьезного человека.
— Неправда! Майя Плисецкая…
— Куда тебе до Плисецкой? Спустись на землю. Талантами ты не блещешь, иначе бы пошла в балетное училище, а не в эту вашу… студию для любителей танцев. Пара лет, и ты сядешь Артуру на шею, родишь детей, обабишься и объявишь его виноватым в своей несостоявшейся карьере. А так оно и будет, послушай опытную женщину!
— Я не собираюсь садиться ему на шею! — вспылила Даша, едва сдерживая слезы.
— Даже если и так, — женщина поболтала ложечкой в пустой чашке. — Допустим, пойдешь работать. Куда? Секретаршей в офис. Артур останется с тобой здесь. И что с ним будет? Через пару лет ты сама его возненавидишь — за нищенскую зарплату, за упущенные перспективы и за отсутствие шубы и путевки в Испанию.
— Ну почему сразу здесь?
— Потому что в Москве ты будешь ему обузой. Ты красивая, даже, наверное, в чем-то одаренная. Но Артуру надо в Москве устраиваться.
— Жениться на прописке? — не сдерживая ненависть, спросила Даша.
— Почему бы и нет? — пожала плечами мама, — Ты как чемодан без ручки, и нести тяжело, и бросить жалко. Найдешь себе другого, попроще. Только без обид, хорошо?
Обид и не было. Только отчаяние. Мокрое от нескончаемых слез. Липкое. С холодными пальцами на горле. Понимающий, сочувственный взгляд толстячка-преподавателя. Брошенное после занятия «задержитесь на минуточку». И пухлая, внезапно хваткая ладонь на ее талии. Горячий шепот в ухо: «Дашка, да забудь ты про этого фанфарона, ты же не для него занимаешься. Заканчивай свой универ, и устрою тебя в Тель-Авив. Дааааша! Ну не упрямься, дура чертова! Ты же понимаешь, это твоя мама замуж ускакала, а ты осталась. Так здесь и сгинешь, если будешь дальше недотрогу из себя корчить! Я ж могу… Два звонка, и хрен тебе, а не эмиграция, останешься в этой помойке, пока легкие не выплюнешь!».
Даша пыталась быть сильной. Убедить себя пережить «временные трудности». Она же умная девочка. Она справится. Надо позвонить маме. Сказать ей…
Но мама выслушала через слезы и бесконечное «за что они так?» и вынесла вердикт:
— От хороших девок мужики не сбегают. Кому надо, и из Москвы летать будет, и с собой заберет.
— Да не нужен он мне, идиот чертов! У мамаши под юбкой спрятался!
— Вот и замечательно. А с преподом зря ты так. Он в городе решает все. Ну или почти. Подумаешь, старый и толстый, тебе его что, солить? Перетерпишь пять минут — ничего не сотрется. На большее в его возрасте можно не рассчитывать.