Мертвая зона
Шрифт:
— И как поступит Институт? — пробормотал доктор, глядя под ноги.
— Не знаю, — честно ответил Леха. — Но мы должны послать сигнал. Тогда у нас будет хотя бы моральное право умыть руки.
— А вы уверены... В смысле — насколько точны ваши данные?
— Я видел пленных своими глазами. Персональная ремонтная бригада Великой Матери. Тяжелое зрелище. Может, я зря это говорю, но они под наркотиками и вряд ли понимают вообще, что с ними творится. Полностью самодостаточные зомби. Но даже если там у всех личность разрушена необратимо — это не снимает с нас ответственности. В полнолуние
— Вот это меня и беспокоит!
— Доктор, ну вы же не политик! Или я неправ? Вы в данном случае просто скорая помощь.
— Ах, если бы.
Доктор огляделся. Рядом с диваном стояла каталка с бытовой химией и прочими клининговыми прибамбасами. Корсварен взял рулон бумажных полотенец, задумчиво покрутил в руках и протянул Лехе. Достал из кармана халата маркер.
— Был бы я скорой помощью...
Он посмотрел на Леху так красноречиво, что у того отпали последние сомнения насчет спасательных операций. Над доктором висел дамоклов меч политической ответственности, а то бы он тут развел такую неотложную хирургию, что только клочья полетели. Неизвестно, делают ли в КГБ ампутацию страха, а Корсварен производил впечатление человека, у которого вырезана типичная для среднего европейца опаска сказать лишнее слово и кого-нибудь задеть локтем. Он, конечно, старается хорошо себя вести, но случись что, не побоится быть мужчиной. Рыцарь, елки-палки.
Леха благодарно кивнул, взял импровизированные письменные принадлежности и кивнул снова, когда ему указали на диван. Сверяясь с кодовой книгой в планшете, быстро набросал донесение. Корсварен надел ботинки и теперь расхаживал туда-сюда, заложив руки за спину.
— Дичь какая-то! — вырвалось у доктора вдруг.
— Простите?..
— Никогда я к этому не привыкну. Видите ли, дорогой мой, я Африку неплохо знаю, и она в целом на редкость позитивное место. Спокойное и безопасное. У нее просто репутация никуда не годится. А люди тут хорошие. Но если случается катаклизм... Сразу все летит в тартарары и начинается безобразие. Культурный университетский город, столица, и нате вам — человеческие жертвы!.. В этом вы тоже уверены? Точно?
— Мне исполнитель лично жаловался, как ему надоело их убивать, — пробормотал Леха, вычитывая донесение.
— Уму непостижимо!
— Здесь была очень нездоровая обстановка, — Леха, не поднимая глаз, водил пальцем по тексту. Вроде бы все нормально. Подмывало добавить пару слов про «батарейку», но сообщение станет неуклюжим, да и боязно класть такое в интернет даже в самом зашифрованном виде.
— Люди варились в собственном соку, пытались как-то осмыслить происходящее — и скатились в мистицизм, — сказал он. — Спасибо, не в каннибализм. Приплюсуйте наркотики, без них не обошлось...
— Понимаю, но есть же предел человеческой дикости... Хочется пойти к Бабе, взять его за шиворот — добрый католик, защитник веры, спаситель храма! — тряхнуть хорошенько и спросить: дедуля, ты не охренел?!
Корсварен резко остановился и уставился в стену.
— А что, так можно было? — бросил Леха, исправляя запятую на тире.
Сам не понял, зачем
Корсварен молчал. Так сурово, как молчал бы наверное крестоносец, отстраненный от похода в Святую Землю, потому что надо оставить на хозяйстве надежного человека, а ты в Ордене надежней всех, ну и сиди дома, считай по осени цыплят.
«Черт возьми, о чем я, да это же и есть крестоносец! Настоящий! И ему конечно нельзя сделать то, о чем он сейчас размечтался...»
— Не мею права, — прошипел доктор, не оборачиваясь. — И людей у меня... Недостаточно. Вы упомянули исполнителя — и кто это?
— Великая Мать. Она же Виктория Ройс, названная супруга Муделе Бабы, ранее техник боевой группы Крукса и, вероятно, последний оставшийся в живых «Ландскнехт».
Доктор издал неопределенный звук: то ли кашлянул, то ли подавился.
— Прекрасная и глубоко несчастная женщина, — уточнил Леха. — Кажется, я ей понравился, и меня это беспокоит.
— Еще бы!
— Давайте так, — устало произнес Леха, протягивая доктору обрывок полотенца. — Вы отправите сообщение, а потом я вам расскажу все, что сумел выяснить. И чисто по-дружески, и для страховки. Не от имени Института, а от себя лично. Чтобы правда о событиях в Абудже не канула в Лету. Мог бы спросить — не боитесь? — но знаю, вы не боитесь.
Доктор взял донесение и быстро пробежал его глазами.
— Недурственно. Не понимай я, о чем тут речь... Нет, это самообман. Кроме цифры «семь» даже мне не за что зацепиться. Хорошие у вас коды. Сейчас вернусь. И выпьем чаю, я же обещал...
Леха откинулся на спинку дивана и закрыл глаза.
Он много на себя взял, пообещав раскрыть информацию, добытую в интересах работодателя и по его заданию. Строго говоря, скромный научный сотрудник Филимонов критически превысил свои полномочия. Как бы ни был Институту любопытен Орден, надо сначала получить санкцию на болтовню. Но Леха не кривил душой, сказав, что поступает так ради страховки. И если само решение — говорить или не говорить, и о чем именно, — было эмоциональным, то на выходе оставались жесткая логка и холодный расчет. Научный сотрудник заботился о спасении ценных данных.
Ситуация явно катилась под откос и становилась неуправляемой. Общее безумие усиливалось, оно уже всерьез давило на голову, и Леху не отпускала мысль: скоро так прижмет, что все мы здесь сойдем с ума не хуже Муделе Бабы, а то и позаковыристей. Люди начнут делать глупости, а потом случится бойня, и если кто в ней уцелеет, то наверное доктор. Значит, надо с ним пообщаться откровенно.
Да, чтобы правда о событиях в Абудже не канула в Лету...
Он очнулся, когда его деликатно растолкали.
— Исполнено, — сказал Корсварен. — Пойдемте на кухню, я уже распорядился. И пару таблеток предложу вам. Напрасно вы пили местный алкоголь. И совсем напрасно добавили потом. Не надо делать такое лицо! Я вижу, что добавили! А ведь просил... Что за люди — почему никто не слушает врачей, пока не становится плохо?
— Простите, устал, задремал... — Леха широко зевнул. — Да, выпил! Клянусь, не хотел! Надо было. Оперативная необходимость, компрене ву? Я разрабатывал источник. А источник разработал меня... два раза. До рвоты.