Мертвая зыбь
Шрифт:
Менжинский подумал немного и продолжал:
— Надо сказать, что существование «Треста» несколько затянулось. В конце концов, они же не считают ОГПУ слепым учреждением. Оно не может проглядеть такую солидную контрреволюционную организацию. Так долго «Трест» мог сохраняться только благодаря соперничеству между эмигрантскими организациями и разочарованию иностранных разведок в эмигрантах. Иностранцы делают ставку на так называемые внутренние силы. Но и господа иностранцы, которым нужны чисто шпионские сведения, тоже их не получают. Мы бы могли однажды сделать вид, что «Трест» провалился, что мы, так сказать, его поймали. Но вслед за этим
Менжинский перевёл дыхание. Потапов понял, что он устал, посоветовал ему отдохнуть.
— Вернётесь, мы обсудим, как быть дальше с «Трестом», — сказал на прощание Менжинский.
77
25 марта 1927 года Потапов и Зиновьев прибыли в Хельсинки. «Племянница» приехала на день позже и, убедившись, что с ними нет Стауница, возмутилась:
— Почему нет Стауница?
— Так решено Политическим советом. Якушева, как видите, тоже нет. Совещание чисто военного характера.
— Но Стауниц связан с военными атташе посольств, он должен участвовать в совещании.
— Я не могу обсуждать решение Политического совета, — сухо сказал Потапов.
Кутепов предложил начать совещание.
— Какими силами мы может располагать в случае активных действий на территории России? — спросил Потапов.
— Прежде всего офицерскими кадрами. Группировки есть повсюду. Можно считать, что в Чехословакии наберётся тысяч пять. Казаки в Сербии, в Болгарии. Число их известно Улагаю. Наконец, тергруппы, мои кадры. Первую группу — восемь человек — можно перебросить хоть сегодня.
Кутепов говорил с Потаповым как с равным по рангу. Даже в штатском Потапов держался по-военному. Офицерская розетка ордена Почётного легиона в петлице пиджака произвела впечатление на Кутепова.
— Полагаю, что доказать силу «Треста» можно, только если мы произведём взрыв или другое значительное покушение в срок, близкий ко дню выступления.
Кутепов вопросительно посмотрел на Потапова.
— Срок выступления… — сказал Потапов. — Все зависит от средств, нужны деньги.
— Есть надежда устроить в Лондоне субсидию вашей организации. Нас поддержит Уильямс, редактор «Таймса». Он женат на русской — Тырковой. Затем я рад доложить, что идут переговоры между нашим верховным вождём и Гинденбургом. Участвует и Штреземан. Переговоры ведёт лично его высочество, и они протекают успешно.
— Обнадёживающая весть… Александр Павлович. Помощь Германии, если она будет реальной, многого стоит. Однако ведь за эту помощь придётся расплачиваться будущей России. Вообще наши отношения с соседями — больное место. Вчера офицер финской разведки, некто Рузенштрем, позволил себе задавать мне бестактные вопросы шпионского характера. Моего помощника Зиновьева, деятеля флота, он просил удалиться на время этого разговора.
— Они оказывают нам услуги, приходится платить.
— Мне это говорили не раз. Но представьте себе ваше положение как командующего
Кутепов слегка зарделся от перспективы быть командующим вооружёнными силами.
— Не мыслю себя на этом почётнейшем посту без вашей помощи, Николай Михайлович. Ваш опыт, ваши достоинства неоценимы…
Совещание было непродолжительным и кончилось 28 марта. Потапов, Зиновьев, Мария Захарченко вернулись в Москву.
Захарченко привезла письмо Кутепова Стауницу.
«Я был слишком огорчён, — писал Кутепов, — и страшно поражён тем, что среди приехавших не оказалось Вас. Ваши верхи почему-то решили иначе. Я в восторге от Ваших организационных способностей…»
Это означало, что Стауницу предлагалось принять участие в акте, который втайне решил осуществить Кутепов, втайне от Якушева и Потапова.
78
Ранним утром в квартире Стауница раздался звонок. Стауниц вышел в пижаме, сонный, злой, и увидел Кузена — Баскакова.
— Что это, милый, так рано?
Баскаков промолчал и прошёл как был, в пальто, за Стауницем.
— Ну что?
— В Красно… в Екатеринодаре — провал. Взяли всю группу, кроме одной шлюхи. Она приехала и все рассказала. Спаслась тем, что ночевала у любовника.
— Да… Скучно, в общем.
— Дело не только в этом.
— А в чем? Ну, говори, не тяни!
— Я ездил в Крым и на Кавказ с Зубовым. В Новороссийске я заметил, он ходил на телеграф. Получал телеграммы до востребования.
— От жены, наверно.
— То-то, что не от жены.
— А от кого?
— Мы жили в разных гостиницах. Мария Владиславовна говорила мне, чтобы я за ним присматривал. Вот я и следил. Провожал его незаметно до почты. Видел через окно, как он получал телеграмму до востребования. Он прочитал, порвал в мелкие клочки и бросил в урну. Питом ушёл. Я, конечно, бросился к урне. Сделал вид, что бросил бумажку, потом спохватился, будто бы нужная. Полез в урну и подобрал клочки телеграммы, не все, но, в общем, подобрал. В гостинице, в номере, подклеил и прочитал. Телеграмма Зубову, подписана — «Фёдоров».
— Якушев!
— Он. Текст не полностью, но все-таки я разобрал: «…опасение… возм… смертельн… исход… возвращ…» Мы встретились вечером, перед тем как идти на явку. Зубов мне говорит: «Знаешь, мы в Краснодар не поедем, мне надо возвращаться в Москву. У жены умер отец». Я ему ответил: «Ты как хочешь, а я поеду». Он ни в какую! «Мы ездили вместе, нам обоим поручили инспекцию». Я подумал, в самом деле, нам поручали двоим, он военный, а я отдельного корпуса жандармов, мы ведь не очень разбирались в военном деле. И мы вернулись в Москву.
— При чем тут провал в Краснодаре?
— Телеграмма Якушева: «…возможен смертельный исход, возвращайтесь». Прошло пять дней, и в Краснодаре взята вся группа. Мы оба попали как кур в ощип. Якушев, значит, знал, что ожидается провал всей группы. Откуда он мог знать?
— Откуда? Подожди… Действительно, откуда он мог знать? Такие операции держат в абсолютном секрете.
— Что, если… Даже страшно подумать.
— Завтра у меня встреча с Зубовым. Но что это даст? Якушев дома, болен, у него ангина. Да он и не такой дурак, чтобы все прояснить… Вот что, послезавтра приезжай на дачу к Марии. Жди меня у неё. Может быть, все прояснится.