Мертвец
Шрифт:
А почему твой брат больше не заходит? — спросил он.
Зачем?
Ну как зачем, на кружок.
На фотографический?
То, что Сенька занимается в фотографическом кружке, я мог допустить, фотография в похоронном деле — важная вещь.
Нет, он тоже радиоэлектроникой занимался.
Сенька — радиоэлектроникой?! — удивился я.
Вот так. Оказывается, мой брат не только гробовщик, он ещё и Попов в молодые годы.
У него сейчас дел много, — сказал я. — Много работы.
Геннадий Иванович кивнул.
Появился юный радиоэлектронщик. Он тащил перед собой чёрную шестнадцатикилограммовую гирю, видимо из спортзала, краснел лицом и обливался потом. Мне вдруг захотелось, чтобы он уронил эту гирю на ногу и раздробил себе пальцы. Нет, я никакой неприязни к этому научному работнику не испытывал, но просто это наверняка было бы весело.
Радиоэлектронщик поставил гирю на подоконник и спросил в окно:
Готов?
И сразу же толкнул гирю в круглый бок. Гиря бумкнула. Видимо, так они проверяли работоспособность своего агрегата.
Ты чего-то спросить хотел?
Я достал из сумки ошейник.
Ого! — удивился Геннадий Иванович. — Забавная вещица.
Забавная?
Весьма... — Геннадий Иванович взял ошейник и принялся его разглядывать. — Очень, очень интересная вещь. Погляди вот на замок.
Я вот про замок и хотел спросить. Я хочу этот ошейник подарить на день рождения одной девушке...
Геннадий Иванович поглядел на меня непонимающе.
Нет, вы не так подумали. Я не девушке ошейник хочу подарить, а её собаке. А ключ куда-то потерялся. Вот я и подумал, что, может быть, вы посмотрите...
Посмотрю... — Геннадий Иванович достал лупу с фонариком и стал разглядывать ошейник уже вооружённым взглядом.
Пойдём лучше ко мне, там поглядим...
Геннадий Иванович пригласил меня в свою каморку, ввинтил яркую лампочку, положил ошейник на стол, открыл нижний ящик стола. Ящик был забит ключами. Разных размеров, форм, расцветок. Там были тысячи ключей; наверное, Геннадий Иванович собирал их целую жизнь. Он достал жестяную коробку, вытряхнул на стол. Образовалась пирамидка блестящих маленьких ключиков, такие бывают у чемоданных замков, Геннадий Иванович принялся их быстро сортировать и нашёл ключик с какой-то кривой загогулиной. Капнул на него чуточку масла, вставил в замок ошейника и нажал. Замок щёлкнул, и ошейник расстегнулся.
Ну вот, — Геннадий Иванович протянул мне ключик, — держи...
Спасибо.
Но тут ещё кое-что. — Геннадий Иванович продолжал разглядывать ошейник. — Интересная штукенция...
Геннадий Иванович снял с полки коробочку в потёртом чёрном бархате. В коробочке обнаружились тонкие и чрезвычайно блестящие инструменты, мне даже показалось, что хирургические. Трудовик взял один, похожий на длинную иглу, принялся ворочать ею в ошейнике и рассказывать:
Сам ошейник железный. Металл твёрдый, но одновременно и мягкий, скорее всего, это латунь. Поверх металла ошейник покрыт толстой кожей, наверное воловьей. Очень толстая и очень дорогая кожа, сейчас такую найти трудно. Но это ещё не всё, поверх этой кожи ещё один слой плетёной кожи. Тонкая и кропотливая работа, такой ошейник немало стоит. И стоил. Отличная работа. Откуда он у тебя?
На чердаке нашёл, — признался я. — В старом доме. В своём в смысле доме.
Ты где живёшь?
На Сорок лет Октября. Дом тридцать два.
Дом такой с наличниками?
Ага. Но он не наш, мы его давно ещё купили.
Геннадий Иванович задумался, явно что-то вспоминая.
Там раньше жил старый учитель, — сказал он. — Историк. Я ещё у него учился... ну, и многие. Интересный дядька был.
Геннадий Иванович улыбнулся.
Интересный. Рассказывал нам про клад Пугачёва.
Про что?
Про клад Пугачёва. Емельяна Пугачёва, бунтовщика. Его отряды проходили через наши места, а учитель верил, что они оставили здесь своё золото. Сказка, конечно...
Почему?
Отряды Пугачёва никогда здесь не были. Это легенда. А что касается ошейника... Вполне может быть, что это на самом деле вещь старого учителя. Ну, теперь твоя, конечно. Вообще, наш учитель воевал в Германии, много оттуда привёз разного. Помню одни часы...
Может, и ошейник немецкий? — перебил я воспоминания славного детства.
Нет, ошейник наш, немцы так не делают... Наш, но очень старый. Вполне может быть, девятнадцатый век даже. Ручная работа. Причём с секретом. Вот гляди сюда.
Геннадий Иванович сдвинул немного в сторону плетёную кожу, и под ней обнаружилась небольшая дверка.
Что это? — Я был вообще-то поражён.
В голове у меня мгновенно промелькнули всевозможные предметы, приводившие к нахождениям немалых кладов. Золотые жуки, потайные кружки, кортики, фуражки, пепельницы и столешницы. В собачьем ошейнике никто сокровища ещё не находил.
Сейчас откроем... — Геннадий Иванович извлёк из воротника булавку и осторожно поддел дверку.
За дверкой ничего не обнаружилось. Пустота. Какой-то хлам, похожий на истлевшую траву.
Нету ничего... — разочарованно сказал я.
Думал, драгоценности здесь? — улыбнулся трудовик.
Ну как... Хорошо бы. Находят ведь клады...
Скорее всего, это не для кладов, — сказал Геннадий Иванович. — Мне кажется, что в этом тайнике передавались записки. Какая-то большая собака, ну, например, сенбернар, работала почтальоном. А в ошейнике носила ценные документы или письма влюблённых. Так что можешь считать, что это историческая вещь.
Геннадий Иванович вернул мне ошейник. Я думал, что сейчас он спросит у меня про отца и мне придётся что-то соврать, а врать трудовику не хотелось.
Спасибо, Геннадий Иванович, — сказал я.
На здоровье. — Трудовик принялся собирать ключи обратно. — Приходи.
Да, зайду обязательно.
Геннадий Иванович с сомнением покачал головой.
Я удалился. Навстречу мне по лестнице шагал радиоэлектронщик с гирей, на лице у него было написано страдание. А правильно — не изобретай сейсмограф, не в Японии живёшь.