Мертвецы зимы

Госс Джеймс

— Только не Пердита! — запротестовал я. — Только не моя милая жена! Она в жизни не тронула и волоска с чьей-либо головы. Она моя защита и опора.

И тут Доктор сделал нечто ужасное. Я до сих пор не могу поверить в случившееся.

— Доктор Блум, — начал он, — прошу прощения за вопрос, но как долго вы знаете свою жену?

Что за глупый вопрос! Я сказал ему, что он идиот.

— Нет, ну, в самом деле? — продолжал смотреть на меня Доктор. — Подумайте об этом. Когда вы впервые познакомились?

Я

ответил ему таким же сердито-изумленным взглядом.

Пердита сжала мою руку.

— Скажи ему, дорогой.

Я застыл, словно прикипев к месту. Чувствуя себя ужасно неловко. Я взглянул на Пердиту. На ее руку, сжимающую мою. На ее улыбку.

— Я… А это важно?

— Да, — ответил Доктор. — Это очень важно. Я должен попытаться ослабить психическое давление Моря. Вынужден. Я должен что-то сделать. Скажите мне, доктор Блум. Когда вы впервые встретили свою жену?

Я облизнул губы и нахмурился.

— Я не помню, — я повернулся к Пердите. — Когда мы познакомились, любимая?

Она посмотрела на меня и улыбнулась.

— Когда тебе будет угодно, милый.

Я пошатнулся. Мои колени подкосились. Желудок сжался. Но я продолжал держать ее за руку.

— Нет, Пердита, любовь моя, когда мы встретились?

Она продолжала смотреть на меня, спокойная как стоячий пруд.

«Пожалуйста, пожалуйста, только не…» — мысленно взмолился я.

— Когда тебе угодно, милый, — повторила она. — Тебе лучше знать. Ты всегда знаешь, что лучше.

Я хотел отвернуться от нее, но не мог. Я хотел посмотреть Доктору в лицо и накричать на него. Но я продолжал смотреть на Пердиту, на мою любовь, моего наставника и лучшего друга.

— Доктор… — прошептал я.

— Я знаю, — ответил он тревожным шепотом. — Можешь не говорить.

— Но… — я погладил Пердиту по щеке, такой теплой и мягкой. — Моя Пердита, моя милая Пердита…

— Доктор Блум, мне очень жаль, — казалось, Доктор вот-вот заплачет. Я не видел. Я не хотел видеть. — Ваша жена — не человек. Она — Знакомец. Она никогда не была человеком. Море дало ее вам. Она контролировала вас, заставляя делать то, что нужно было Морю. Мне очень жаль.

«Ваша жена — Знакомец. Она никогда не была человеком. Море дало ее Вам» — эти слова Доктора словно молотом дробили мой мозг, разрывали в клочья мое сердце.

И вдруг я вспомнил… Вспомнил, как стоял на берегу и внезапно почувствовал прикосновение чьей-то руки к моим волосам. Как эта рука спустилась ниже и мягко погладила мое плечо. И нежный теплый смех в морозный день. Это была она. Моя жена.

Пердита склонила голову набок.

— Что он сказал, милый?

— Он сказал… он сказал… он сказал, что ты не человек, — ответил я, дрожа.

Но Пердита только рассмеялась.

— Ну что он может знать, этот Доктор? Он и наполовину не так умен, как ты. Ты всегда

знаешь, что правильно. Ты всегда прав.

— Нет, — сказал я. — Кажется, на этот раз прав он, Доктор.

Я сжал ее руку. И закрыл глаза. Я видел, что осталось от Косова. И догадывался, что сейчас произойдет.

— Я люблю тебя, — прошептал я.

— И я люблю тебя, — ответила Пердита. И впервые за все время я заметил, каким неестественно спокойным и ровным был ее голос.

Потом началось Это. Раздался жуткий влажный звук, будто тающий лед капал с крыши.

Когда я открыл глаза, ее уже не было.

Рассказ Рори

— Чувствую себя просто ужасно, — сказал я.

Вот уж никогда бы не подумал — как я уже говорил, танцор из меня никудышный. Но вот он я, танцую. На берегу. С Эми, вернее, с похожим на нее инопланетным созданием. Под дождем. Без дворецкого, держащего над нами зонт. Вокруг нас танцевали другие пациенты. Очень медленно. Слишком медленно и странно.

Все они недавно пришли сюда оттуда, из здания, медленно скользя по склону, с клубящимся вокруг них туманом, выползающим у них из рукавов. Мария говорила мне, что прозвала их Мертвецами. Так вот, сейчас они действительно напоминали оживших мертвецов — эти странные безжизненные танцующие фигуры.

Некоторые из них плакали. Мимо нас прошел мистер Невилл, мрачно кружа в вальсе Оливию Элквитин, а возле их ног крутилась собака. «Дорогая, я так устал, — простонал Невилл, склонившись к партнерше. — Так устал». Он пошатнулся и осел на землю. Оливия, наклонившись к нему, помогла ему подняться, — кто бы мог подумать, что у нее силы больше, чем у него?

— Знаю, милый, — мягко ответила она ему. — Но эта собака, она не дает нам останавливаться.

— Мне очень жаль, — вздохнул Невилл. — Это Стокер. Старый друг, который всегда радовал меня. Но не сейчас… Я больше не нуждаюсь в нем, потому что теперь у меня есть ты. — Он сильнее сжал ее руку, и они продолжили танец.

Я же взглянул на Эми, вернее, ту, что так сильно напоминала мою любимую жену, которая кружила меня снова и снова.

— Зачем вы это делаете?

Она улыбнулась мне краем губ.

— Ты нужен нам в качестве топлива. Равно как и все пациенты. Для поддержки. Для создания шторма.

— Ясно, — сказал я. Я ощутил, как начинают дрожать и подкашиваться ноги. — Надеюсь, наш танец продлится не очень долго?

«Эми» продолжала тащить и кружить меня.

— Мы будем танцевать до тех пор, пока ты не упадешь замертво, — ответила она, смеясь.

Письмо от Марии

Сент-Кристоф,

7 декабря 1783