Мёртвые цветы
Шрифт:
Уж не знаю, что повлияло. То ли моя короткая, но ужасная поездка в деревенскую отсталую глушь. То ли отличный ужин, обеспеченный совершенными и надёжными агрегатами Корпорации. Но в этот вечер я впервые признался Наташе в любви. В ответ она неуверенно улыбнулась и ответила, что тоже испытывает нечто подобное. Я был на седьмом небе от счастья.
По дороге домой я смотрел в окно такси и размышлял о том, что вся моя жизнь верным курсом идёт по пути, который я сам наметил и выбрал. Поставленная цель становилась всё ближе и ближе. Ещё немного – и я навсегда покину эту унылую провинцию,
И после этого она совершенно точно захочет стать моей женой. И мы будем по-настоящему счастливы.
28 августа
В режиме радужного существования я прожил ещё четыре дня, прежде чем из-за горизонта вдруг показались тёмные тучи.
В понедельник я сидел в своём уютном кабинете и с увлечением обрабатывал отчёты, когда внезапно в углу экрана компьютера появился вызов из технического отдела.
– Слушаю, – я был добр сегодня и даже улыбнулся технику Заболотневу, глядящему на меня с экрана.
– Вадим Андреевич, я по поводу роботов.
Мне не понравился его обеспокоенный вид и я тут же нахмурился от нехорошего предчувствия.
– Что случилось, Олег? Авария? Брак?
– Нет, я по поводу тех роботов, которых вы привезли из деревни.
– А что с ними? – я замер, весь превратившись в слух.
– Помните, я вам говорил, что процессоры были слишком сильно повреждены, чтобы что-нибудь с них считать?
– Помню. И что?
– Они и правда были раздроблены на множество кусков. Жёсткий диск пострадал очень сильно. Но у одного из них всё же удалось считать отдельные фрагменты кода.
– Что?! – я выкрикнул против своей воли. – И что ты выяснил?
– Это не весь код, повторюсь. Лишь отдельные фрагменты. Но я увидел в них заплатки.
– Заплатки? – я удивился, потому что ещё не сталкивался с такой терминологией.
– Кто-то внедрился в заводской код и внёс изменения.
Он замолчал, глядя на меня, в то время как я напряжённо раздумывал.
– То есть ты хочешь сказать, что их кто-то перепрограммировал? – я наконец-то прервал молчание.
– Да, кто-то изменил их программу, чтобы роботы покинули свои базы и ушли вслед за теми людьми.
– Но это невозможно! – я был поражён до глубины души. – Программы агрегатов Корпорации не поддаются взлому и корректировке!
– И тем не менее, кто-то это сделал, – пожалуй, в этот момент техник выглядел даже испуганным.
И я разделял его страх. Потому что если по улицам страны ходит кто-то, кто в состоянии переписывать абсолютный заводской код роботов, то это значит…
Меня даже в жар бросило от жуткой мысли, что это всё могло значить. Это обещало нам ужаснейшие последствия! Человек, который может взять под контроль любой агрегат Корпорации и заставить его совершить противоправные действия – это главный враг не только Корпорации, но и всего общества!
И
Пожалуй, даже если бы грянул гром и десять молний ударили в меня, я не был бы так же поражён, как этой ужасной новостью.
– Как они могли переписать код словами? – я усиленно соображал, что нужно делать дальше, куда кидаться, кого оповещать.
– Что? Словами?! – нервно засмеялся Заболотнев, которому на самом деле было совсем не весело. – Это в принципе невозможно. Код был загружен через опломбированный разъём! Они вскрыли его и ввели в машину корректирующий патч! Заплатку!
– Но опломбированный разъём невозможно вскрыть! Ведь там закодированная магнитная пломба!
– Значит, они раскодировали её.
У меня затряслись руки.
– Кабели, которыми роботы на заводе подключаются к «матери», чтобы в них заложили нужные программы, имеют уникальные характеристики и не продаются в магазине, – наверно, в этот момент я в первую очередь пытался убедить самого себя. – Невозможно подключить к роботу какие-либо другие кабели. Мало того, за их распространение предусмотрен такой огромный срок, что никто из преступников никогда не брался совершить подобное. К тому же, каждый такой кабель входит в строгий реестр и не может быть просто вынесен за пределы завода.
– Однако, видимо, кто-то всё-таки сделал это, – техник вздохнул и устало вытер пот со лба.
– Кто, по твоему мнению, мог бы сделать подобное? – в этот момент я с обречённостью подумал о том, что перевода в Москву мне не увидеть, пока я не найду этих ублюдков.
– В нашей области точно нет такого человека, – твёрдо и авторитетно заявил Заболотнев, глядя мне в глаза. – Это высший код. С таким работают только специалисты НИИ Робототехники Корпорации. Я могу разбираться в его структуре и видеть чужеродные вкрапления, но я не пойму его даже за пятьдесят лет. И уж тем более никогда не смогу с ним работать.
Я попытался выругаться вслух, неуклюже и неправильно произнёс матерное слово, махнул рукой и вздохнул. Техник тактично потупился.
– А почему ты так уверен, что код изменили всё-таки через разъём? Ведь на видео видно, что пацаны что-то говорят роботам. Рассказывают. Или зовут! Или приказывают!
– Да ерунду они говорят! – воскликнул он. – Мы проанализировали запись программой, которая умеет распознавать речь по губам. И выяснилось, что мальчишки просто читают стихи.
– Какие стихи? – тупо спросил я, откидываясь на спинку кресла.
– Вот, у меня тут распечатка, – он взял со стола лист и принялся зачитывать монотонно. – «Розы из бумаги, трепет лепестков, лилии, маки из цветных шелков, розы из бумаги – ярко-красный цвет, лилии, маки неживой букет. Как твоя любовь неживой букет…».1
– Что это за стих? – резко спросил я, закипая от бешенства.
– Старый какой-то, называется «Мёртвые цветы».
– Ничего не понимаю… Чушь какая-то… Это всё?
Техник молча кивнул и я закончил разговор. Я не стал звонить Руслану, а быстро дошёл до его кабинета и изложил разговор с техником. Начальник, естественно, тоже заколотился от волнения и переживаний за свою карьеру.