Шрифт:
– … Теперь будем ломать мы. С того конца, которым ты “СюСкай” сделала. Высверлим… как там у вас, ботаников, называется… Трепанация! Повесим на ёлку с игрушками. Слабо стать жвачкой – новогодним подарком для бобиков от Санта Клауса, то бишь меня?
Сушатели похохатывали и одобрительно гыкали в усладу пахану, и только сбитая с ног женщина повернув голову к выходу, будто к чему-то прислушивалась. Голубые глаза будто синим светом освещали камеру.
Дверь, загремев, неожиданно открылась, и голос начальника смены произнес:
– Гражданку Марию Молеву на выход!
Кургузый зэк махом поднял узницу и поставил на ноги. Накинул на плечи растоптанную шаль. Развернул женщину и подтолкнул к двери. Выходя, она услышала, как вертухай сказал тем, что остались в камере:
– Оправдали ее. Стопроцентная реабилитация. Не успели елку разукрасить, гады. Хабар мне на стол.
***
Объявление о прибытии сразу двух самолетов произвело фурор. Отразившись от блестящей облицовки аэропорта, слова диктора вонзились в нервы людей и зажили самостоятельной жизнью. Людская волна рванула и тут же застопорилась. Туннель, похожий на пасть дракона, уже изрыгал авиапассажиров – конца и краю не видно.
Альбина зачарованно наблюдала, как в толпе возникало бурление и из воронок повсюду выныривали горстки встречающих, которые так пылко обнимали и целовали недавних пленников подземной утробы, что казалось, стремились подтвердить самые невероятные представления о дружбе и любви. В едином порыве люди, в далеком и недавнем прошлом связанные друг с другом, перекрыв огромное расстояние, оторвав себя от диванов, столов и дел, забыв неизбежные недопонимания, сиюминутные недоразумения и, быть может, многолетние распри, соединялись друг с другом. Воистину, полет в небе – это какой-то тест. Прямо-таки инфернальный тест – на истинные чувства.
Аля вспомнила о своем спутнике. Остроносый лысеющий мужчина лет пятидесяти застыл, вытягивая шею навстречу выходящему потоку. Он упорно сохранял неизменной выжидательную улыбку, и до сих пор ни одна эмоция от длящейся уж более часа толкотни не пробралась на его лицо и не испортила подобающего случаю выражения.
– Я все делаю с огромной любовью к тебе, – произнес он, поймав Алин взгляд, и вытер носовым платком пот со лба. – Королева, любовь моя, позвони еще.
Альбина набрала Машин номер.
Звонкий голос пробился к ее ушам сквозь шум толпы.
– Але, але! Чичас буду! Стояла не перед тем конвейером!
– Ты отзванивайся хоть иногда, подруга! Второй час паримся. А то у Георга… того… флебоксия…
Аля намерено говорила с некоторой строгостью. Это для Георга. Ведь для него Маша была чужой, и Аля ощущала вину перед ним за то, что сорвала с высокооплачиваемой работы.
– Че-че?.. – весело переспросили на другом конце связи.
– Ну того… Флеботомия!
– Не слышу! При встрече!..
Аля закрыла телефон и сказала:
– Если устал, присядь, отдохни.
Но он, игнорируя предложение, продолжал выдерживать стойку гончей.
Вот зачем он с ней увязался? – это вопрос. «Моя любимая требует специального обхождения» и «Мне бог велел тебе помочь, я лишь исполнитель его воли» – зарядил он, и ни шагу в сторону.
Она в конце концов уступила, хотя предпочла бы обойтись без помощи, по своему опыту зная, что к хорошему привыкать быстро, а отвыкать бывает не просто.
Зал поредел, и из зева «дракона» выцеживались лишь редкие группки прибывших.
Машка оказалась самой последней каплей инфернально-тестовой психоделии. Разбила напряжение, как хрустальный бокал на свадьбе. Часы ожидания вмиг сменились фонтаном чувств.
После объятий и поцелуев настал священный для Георга ритуал – фотографирование. Этот процесс всегда волшебно видоизменял его, и на этот раз Аля не удержалась, чтобы не подтрунить над губами, сложенными в острый треугольничек.
– Горящие глаза мачо и неизменная искусственная улыбка на месте, – отметила она.
– Не искусственная, – отбрыкнулся он от наезда. – Не хочу висячих губных углов.
– А то птичка не вылетит, – поддержала Маша, улыбаясь своему отражению в зеркальце.
Она относилась к тому типу женщин, которые чем-то неуловимым притягивают внимание и узнаются куда чаще, чем узнают сами. Но не так, чтоб услышать радостное: «О-ля-ля! Мне кажется, я вас где-то видел!» Скорее пасмурно-вежливое: – «А мы-то считали, что вы вышли замуж за миллионера и уехали за границу». И всё оттого, что чуть сросшиеся брови придавали ее лицу пикантное выражение решимости – одновременно настораживающее и влекущее.
– Маленькая птичка быстро выросла, – ответил Георг на Машину реплику и подал ей губную помаду, выпавшую из расшитого бисером ридикюльчика.
Садясь в машину, Аля приоткрыла переднюю дверцу и сказала, что сядет с подругой сзади.
– Пусть тут полежит, чтоб тебе скучно не было, – добавила она, кладя куртку на пустое сидение.
Георг, не отвечая, завел мотор.
Женщины устроились на заднем сиденье и защебетали о своем – женском.
– О! какой запах! Никак ты изменила белой сирени?
– Уж два с половиной года назад.
– А очки… ты теперь без окуляров?
– Решилась на лазерку.
– Класс!
– А ты по-прежнему модель писаная!
– С чего взяла?.. Ты спишь, проснись!
– Смотри в зеркало!
– Да, зеркало – это единственная вещь, которая говорит правду.
– Ой ли? Лично мне оно всегда лжет. Но я смотрю в него до тех пор, пока себе не понравлюсь.
– И правда – пусть не халтурит!
– Главное серьезно на него посмотреть. Вот так!