Мертвый
Шрифт:
– Или вообще всё игра, – продолжил мысль Артем за компом.
Артем по ту сторону монитора кивнул:
– Пошел я, задолбал уже этот сон. Степановна сейчас проснется.
– Будь осторожен, я помогу если что. Если смогу…
***
Степановна проснулась и зевнула, едва не вывихнув челюсть. Прислушавшись к шуму душа за стенкой, она вновь закрыла глаза, решив еще понежиться в постели. «Поможет он, как же! Да он сам персонаж чьей-то игры, сто процентов! Мы тут словно в какой-то дебильной матрешке набиты…», – пришла мысль. Степановна вздрогнула, открыла глаза и произнесла вслух:
– Господи, опять что ли заснула? И снится же всё какая-то чушь, не пойми что!
Но
Шум льющейся воды стих и Степановна крикнула:
– Света, ну ты долго там еще? Мне в туалет надо!
– Иди, кто тебе не дает? – Дверь санузла открылась и вышла Света в халате с тюрбаном из полотенца на голове.
Степановна откинула одеяло, вновь сладко зевнула, потянувшись и, спустив ноги с кровати, сунула их в тапочки. Новый день начинается. Она улыбнулась этому новому дню просто потому, что впереди ее ждала любимая работа! Как хорошо заниматься тем, что нравится тебе больше всего!
Глава 10
Дежурный по отряду подошел к их компании, сидевшей в проходе между рядами шконок в два этажа.
– Дмитриев, иди, позвонили с вахты.
– Подождут, – равнодушно ответил Артем, даже не посмотрев в его сторону, – я три года ждал. Сейчас чай с братанами допьём и пойду.
Дежурный молча пожал плечами: мол, мое дело сказать, а там как знаешь. С этим Дмитриевым лучше вообще не связываться, он на всю голову отмороженный – это все знают. Ещё раз глянул на Артема, в душе завидуя ему, вздохнул, развернулся и пошел по своим делам.
Артем сделал маленький глоток крепчайшего чифиря – с воздухом, как положено, иначе кипяток обожжет рот. Чифирь пьют горячим, почти кипящим ещё, и тут надо иметь особый навык. Но за время, проведенное сначала в тюряге, а потом здесь, на зоне, этому нетрудному искусству научится любой. Он передал кружку и поднялся.
– Ну, все, пацаны, меня ждут великие дела!
Всей толпой они дошли до ворот локалки 14 и козел 15 с ключами открыл калитку. Ещё раз обнявшись с братвой, Артем, уже одетый в вольную одежду, заранее присланную теткой, и с тоненьким пакетом в руках направился в сторону вахты. Одежда была его же, старая, еще дотюремная. На ремне пришлось пробивать новую дырку, поскольку брюки просто спадали с него. Он и не думал, что так сильно похудел, сравнить-то было не с чем. Тем более что и из армии пришел совсем не толстым. Пацаны ему что-то кричали, напутствуя и напоминая сделать то и другое, но он мысленно был уже там, на воле, и поэтому только махнул им рукой – мол, не гоните, парни, все будет ништяк! Да и, честно говоря, плевать ему было на них, они остаются здесь вместе с его прежней жизнью как эпизод, о котором и вспоминать не стоит. А потому, отвернувшись от провожающих, Артем тут же убрал с лица улыбку и выкинул бывших кентов из головы.
14
Локалка – локальный участок, огораживающий территорию одного барака от другого.
15
Козлы (феня) – заключенные, открыто сотрудничающие с администрацией, занимающие какую-либо административную должность (завхоза, коменданта и т. д.), а также состоящие в различных секциях помощи администрации. В настоящее время такие секции запрещены законодательно, но в исправительных учреждениях СССР они имели широкое распространение.
И вот, пройдя необходимые в этом случае процедуры, он стоял уже на вольной земле, сжимая в руке справку об освобождении. Артем оглянулся и с интересом осмотрел зону снаружи, до этого он видел ее только изнутри, а в «воронке», в котором его сюда привезли, окон не было. Впрочем, вид его не впечатлил, он развернулся спиной ко всем этим заборам с колючей проволокой и зашагал в сторону троллейбусной остановки. Колония находилась на самой окраине родного города, и конечная остановка троллейбуса среди местных так и называлась – «Зона».
Еще полгода назад на свиданке с родителями они обсуждали, как отец приедет за ним на машине, а мама будет ждать дома и готовить разные вкусняшки. А через два месяца их не стало. Банальная дорожная авария, пьяный водила на старом КрАЗе – и родителей не стало. Артем сжал зубы, успокаивая вспышку ярости, глаза при этом зло прищурились. Ничего, он выживет, его так просто теперь не сломаешь. Когда его вызвали в спецчасть и сообщили о гибели родителей, он сначала не поверил, а потом вдруг подумал, что так ещё и лучше, даже не удивившись этой странной, если не сказать – дикой мысли. Что ему захотелось тогда, так это разорвать на части водилу того КрАЗа. Не то чтобы он был на него так уж зол, но порядок есть порядок – наказать бы надо. Однако гаденыш тоже крякнул в больничке, на свое счастье, его теперь не достанешь.
Артем молчал весь день, тусуясь в одиночку по локалке и обдумывая свои планы с учетом новых обстоятельств. Гнал всех, кто подходил к нему выразить сожаление или подбодрить – нахрен ему их сожаления не сдались. И его оставили в покое, все на зоне знали, лишний раз Артема лучше не беспокоить. Когда объявили отбой, он разделся и лег спать. На удивление соседей уснул сразу, те думали, он ворочаться будет, переживать. А утром встал прежним Артемом, словно ничего и не случилось. Люди умирают, так случается, даже если это родные тебе люди. Иногда они умирают внезапно. Ему ли, убийце, не знать этого!
Он и сам чуть не стал трупом почти три года назад, когда районный суд приговорил его к расстрелу, переквалифицировав относительно легкую статью на другую – самую тяжелую. Почти полгода он жил словно в пустоте в камере смертников, пока Верховный суд РСФСР не отменил приговор и не вернул прежнюю статью, по которой он и получил потом свой трояк. Если честно, он ждал не меньше пятеры, поэтому три года лишения свободы показались ему подарком от родного государства. Словно в один какой-то миг после первого приговора к высшей мере и ожиданием ответа на кассационную жалобу, его судьбу кто-то там, наверху, взял и поменял, переложив папку с его делом из одной стопки в другую. Или, скажем, порвал один листок с историей его жизни и достал листок с совсем другой историей его же жизни.
Да так поменял, что ничего с этим не смог поделать даже всемогущий Первый секретарь Обкома КПСС, буквально поднявший все свои связи, добравшийся чуть не до самого Генсека Брежнева в своем желании мести за племянника. Пока в одном из очень высоких московских кабинетов ему не намекнули, чтобы он успокоился, если еще хочет остаться на своей должности. Тот намек сразу понял, ибо те, кто не понимают намеков сверху, до таких служебных высот никогда не дорастают. А потому и брата своего младшего он обнял, прижал к груди и велел больше не рыпаться. Тот кричал, просил, грозил, умолял, а у него сердце разрывалось в груди, глядя на горе родного человека. Но сделать ничего не мог. Пообещал, правда, устроить убийце ад здесь, когда тот выйдет. Но пообещал как то не конкретно, помня о том, что у того, вполне вероятно, есть неизвестная, но сильная рука на самом верху советского политического бомонда. А потому, брат, конечно, близкая родня, но своя шкура и своя семья все же ближе.