Мертвый
Шрифт:
– Наташей. Но сейчас это не имеет никакого значения!
– Как скажешь, Петрович! – развел руками Артем, – Мне вообще без разницы.
– А коли без разницы, нечего тут и языком молоть, – вновь пробурчал Петрович, бывший до этого Наташей, и объявил, с чем-то сверившись в лежащем рядом гроссбухе (иначе этот огромный и потрепанный журнал язык назвать не поворачивался):
– Значит, так. Пойдешь пока на кухню, там повар нужен. Понял?
На что Артем ответил:
– Я-то понял, только сразу предупреждаю, повар из меня такой же, как и певец. То есть – никакой. Яичницу, там, могу пожарить или бутерброды сделать, но не более.
– Именно поэтому тебе и нужно служебное тело, – ехидно ответил Петрович и пошел куда-то вглубь кладовки, весело повторяя про себя:
– Так, где
«Чего это он так развеселился? – подумал Артем, – не к добру это». И предчувствие его не обмануло. Через пару минут завхоз вернулся, неся на изгибе локтя что-то сморщенное и непонятное, но отдаленно знакомое. Вот только на что это похоже, он сообразить не успел, прерванный словами Петровича:
– Душа Артема Дмитриева, потрудитесь получить служебное тело повара. Обещаете ли вы хранить данное тело в целости и сохранности и не подвергать его неоправданному риску?
– Обещаю, – на автомате ответил растерявшийся Артем.
– От слов своих оправдаешься и от слов своих осудишься, – словно припечатал завхоз и сунул это нечто в руку Артему.
Тот машинально принял и в недоумении спросил:
– И что мне с этим делать?
– Просто приложи к себе, – пожал плечами Петрович, но глаза его при этом хитро поблескивали.
Глава 9
Артем стоял перед большим зеркалом, висевшим на стене возле прилавка, и внимательно рассматривал себя. Он был бабой, в смысле – женщиной. И звали его, вернее теперь уже – её, Степановной. Если точнее, так звали то служебное тело, которое выдал ему завхоз. Без имени, без фамилии, просто – Степановна и все.
Самое странное, что Артем и ощущал себя сейчас именно Степановной – женщиной немного за шестьдесят. Ну, как немного…
«Если точнее, то шестьдесят девять, – подумала Степановна, – но это уже никого не касается и к делу отношения не имеет».
Она поправила фартук, достала из специального кармана расческу и тщательно расчесала слежавшиеся волосы. Из того же кармана достала тюбик с помадой и слегка подкрасила губы. После чего обернулась к Петровичу и сказала:
– Ну так что, Петрович, пошла я работать?
– Когда обед приготовишь, звякнешь, Степанна? – заискивающе ответил Петрович, кивнув на стоящий сбоку старый дисковый телефон.
– Посмотрим, как вести себя будешь! – надменно ответила та, степенно выплывая из кабинета, но почти незаметные нотки кокетства натасканный слух завхоза все же различил.
– Если чего надо, ты обращайся! – крикнул он в уже закрывшуюся за поварихой дверь.
***
Степановна была женщиной работящей, впрочем, как и все остальные служебные тела в Дыре. Тут работал принцип функциональности в конкретной области, а все остальное – вторично. Если это тело повара, как в данном случае, то обретая его, ты становишься, в первую очередь, именно поваром. Все остальные функции и потребности тела вторичны и подчинены главной функции – готовить пищу.
Конечно, тело есть тело, это вам не душа, которая ни в чем не нуждается. Поэтому иногда приходилось отрываться от работы для того, чтобы, скажем, сходить в туалет, поесть или поспать. Это базовые потребности любого тела, и без них оно просто не будет функционировать так, как от него требуется для наилучшего исполнения своей функции. Помимо этого, нужно учитывать, что обретая даже служебное тело, душа автоматически начинает воспринимать его как свое собственное и поэтому заботится о нем – то есть, о том, чтобы отдыхать, нормально питаться и так далее. Единственное отличие от настоящих земных тел заключалось в том, что в служебных телах отсутствовала как потребность в размножении, так и все остальные связанные с ней потребности и желания. Если говорить проще, то секса в Дыре было даже меньше, чем в СССР 12 , поскольку его не было здесь совсем. Как и потребности в нем, независимо от внешней половой принадлежности того или иного тела. При этом какой-то легкий межполовой флирт оставался, но не более некой разновидности игры, некой формы развлечения, отдыха и снятия усталости, повышающей настроение, но не испытывающей потребности даже в поцелуях.
12
«В СССР секса нет» – крылатая фраза, источником которой послужило высказывание одной из советских участниц телемоста Ленинград – Бостон («Женщины говорят с женщинами»), записанного 28 июня и вышедшего в эфир 17 июля 1986 года. Буквально представительница общественной организации «Комитет советских женщин» на вопрос американской участницы «У нас в телерекламе всё крутится вокруг секса. Есть ли у вас такая телереклама?» ответила: «Ну, секса у нас… (смешок) секса у нас нет, и мы категорически против этого!»
Отработав смену, приготовив завтрак, обед и ужин для работающего здесь персонала, имеющего служебные тела, Степановна также подготовила все для завтрака и только после этого пошла в свою комнату, которую она делила с еще одной поварихой по имени Света. Света была моложе ее лет на сорок и поэтому по отчеству ее никто никогда не называл. Да и не было у нее никакого отчества, поскольку Света, как и все служебные тела, не имела фамилии, имени и отчества в том смысле, в каком имеют их люди в материальном мире. Просто по причине отсутствия родителей. Хотя, тела настоящие, значит, какие-то родители или, в данном случае – воспроизводители, по идее, должны быть. Тем не менее, здесь имя – это, скорее, название самого тела, данное ему при введении в эксплуатацию. Никто же не спрашивает, какое отчество у парикмахерской «Светлана», правда?
Так и Артем, надев тело поварихи, сразу и в полной мере ощутил себя женщиной, откликающейся на «Степановну» – не отчество, а название тела. Хотя при этом сама Степановна считала его именно отчеством и на вопрос об имени или фамилии, скорее всего, отшутилась бы, не воспринимая сами вопросы всерьез. Душа всегда, получая тело, автоматически ассоциирует себя с этим телом и его именем. Правда, в служебных телах эта особенность работает процентов на девяносто девять, поскольку остается какая-то смутная память о том, кем ты был до этого, и о том, что тело временное. Обычно это проявляется во снах о прошлой жизни, и просыпаясь, ты еще некоторое время помнишь сон. Или, например, если Степановну прямо спрашивали, то она вспоминала о том, что раньше была парнем по имени Артем, но как только разговор уходил от этого вопроса, тут же обо всем напрочь забывала и вновь привычно чувствовала себя женщиной так, как будто ею родилась и всегда была. С одним важным «но» – она не помнила ни своего детства, ни вообще своей жизни. Ей казалось, что она всегда была поварихой здесь, в Дыре, ей всегда было шестьдесят девять лет, и по сути так оно на самом деле и было. Служебные тела не менялись, поскольку все же находились не в материальном мире, а в духовном, где время как фактор старения отсутствовало.
Конечно, здесь было свое, искусственное время, необходимое для того, чтобы нуждающиеся в отдыхе тела могли нормально выспаться, а также для того, чтобы планировать работу, отдых и питание всех служащих Дыры. Но, будучи не настоящим, оно не оказывало влияния на служебные тела, которые всегда были одного возраста, независимо от того, кто в данный момент это тело занимал.
– Ох, устала я чёта сегодня, – зевая, озвучила свое состояние Света, кутаясь в одеяло – вроде, работа привычная, несложная, а все равно каждый вечер устаешь – сил нет.
– Это ты молодая еще, – ответила Степановна со своей кровати, стоявшей у противоположной стены небольшой прямоугольной комнаты, метров так пятнадцати. – Вот доживешь до моих лет…
И начался обычный треп, повторявшийся каждый вечер почти слово в слово. Кто сегодня что сказал, какие продукты завезли, что опять выдумала завстоловой и т.д.
В комнате был совмещенный санузел, и Света всегда вставала с утра на полчаса раньше, чтобы успеть принять душ первой. Хотя Степановна по утрам душ никогда не принимала, не видя в этом никакой нужды и обходясь лишь вечерним душем после работы, а с утра предпочитая поспать лишние полчасика. Иногда они этим друг друга подкалывали, намекая на возраст, но, в общем, всегда добродушно и не обидно.