Месть Нофрет. Смерть приходит в конце
Шрифт:
– Но это все внешнее. Кто знает, что творится в душе человека? Люди умеют притворяться… Может быть, Камени горько оплакивает смерь Нофрет и ищет способы отомстить? Если Сатипи убийца, то должен умереть и Яхмос, ее муж? И Себек, который угрожал ей… а может, и Кайт, которая делала ей мелкие гадости, или Ини, ненавидевший ее. Это кажется невероятным, но кто знает?
Иса умолкла и посмотрела на Хори.
– А кто знает, Иса?
Старуха испытующе посмотрела на него:
– Может, ты, Хори? Ты ведь думаешь, что знаешь,
Управляющий молчал.
– Да, у меня есть предположение, – наконец произнес он, – по поводу того, кто отравил вино и почему… но пока я еще не совсем уверен… и я действительно не понимаю… – Он умолк, нахмурился и покачал головой: – Нет, я не готов никого обвинять.
– Мы здесь только высказываем предположения. Продолжай, Хори. Говори.
Тот снова покачал головой:
– Нет, Иса. Это всего лишь смутная догадка… И если она верна, то тебе лучше о ней не знать. Знание может быть опасным. То же самое относится к Ренисенб.
– В таком случае знание опасно и для тебя, Хори?
– Да, опасно… Думаю, Иса, опасность грозит всем нам… хотя Ренисенб в меньшей степени.
Иса какое-то время молча смотрела на него.
– Я бы многое отдала, – наконец произнесла она, – чтобы знать, что у тебя на уме.
Хори не ответил прямо. Задумался на секунду или две, потом сказал:
– Единственная возможность узнать мысли человека – оценить его поведение. Если он ведет себя странно, необычно, не похож на себя…
– То ты его подозреваешь? – спросила Ренисенб.
– Нет, – ответил Хори. – Как раз наоборот. Человек, задумавший зло и имеющий злые намерения, осознает этот факт и понимает, что должен скрывать его любой ценой. Поэтому он не позволит себе ничего необычного…
– Мужчина? – спросила Иса.
– Мужчина или женщина – неважно.
– Понимаю. – Иса пристально посмотрела на него. – А мы? В чем можно заподозрить нас троих?
– Это тоже нужно обсудить, – согласился Хори. – Мне доверяли больше всех. Составление договоров, продажа урожая – все было в моих руках. Я вел все счета. Вполне возможно, я их подделывал, как это случилось на Севере, что обнаружил Камени. Яхмос начал догадываться и подозревать меня. Тогда мне нужно, чтобы он молчал. – Он слабо улыбнулся.
– О Хори! – воскликнула Ренисенб. – Как ты можешь такое говорить! Ни один человек, знающий тебя, в это не поверит.
– Знать другого человека невозможно. Позволь напомнить тебе это еще раз.
– А я? – спросила Иса. – В чем можно подозревать меня? Конечно, я стара. А старики часто выживают из ума. И начинают ненавидеть тех, кого раньше любили. Меня могли раздражать дети моих детей, и у меня могло возникнуть желание уничтожить собственное потомство. Злые духи иногда так влияют на стариков…
– А я? – поинтересовалась Ренисенб. – Зачем мне убивать братьев, которых я люблю?
– После смерти Яхмоса, Себека и Ипи ты останешься единственным ребенком Имхотепа, – ответил Хори. – Он найдет тебе мужа, и все перейдет в твои руки – вы с мужем станете опекунами детей Яхмоса и Себека… – Тут он улыбнулся: – Но здесь, под сикомором, мы не подозреваем тебя, Ренисенб.
– Под сикомором или не под сикомором – мы тебя любим, – сказала Иса.
– Ты выходила из дома? – всполошилась Хенет, когда Иса, хромая, вернулась к себе в комнату. – Такого не случалось почти год! – Она пристально разглядывала ее.
– У стариков бывают капризы.
– Я видела, как ты сидела у пруда – с Хори и Ренисенб.
– Приятное общество – они оба. Интересно, Хенет, что-нибудь можно скрыть от твоих глаз?
– Послушай, Иса, я не понимаю, на что ты намекаешь! Ты сидела там у всех на виду!
– Но недостаточно близко, чтобы слышать, – ухмыльнулась Иса.
– Почему ты ко мне так несправедлива, Иса? – вскинулась Хенет. – Вечно на что-то намекаешь… Я слишком занята – слежу, чтобы в этом доме все делалось подобающим образом, и мне некогда слушать чужие разговоры. Какое мне дело, что говорят другие?
– Мне тоже хотелось бы это знать.
– Если бы не Имхотеп, который меня ценит…
– Да, если бы не Имхотеп! – резко оборвала ее Иса. – Ты полностью зависишь от Имхотепа, правда? Если с ним что-то случится…
Теперь уже не выдержала Хенет:
– С Имхотепом ничего не может случиться!
– Откуда тебе знать, Хенет? Разве в этом доме безопасно? С Яхмосом и Себеком кое-что случилось.
– Это правда… Себек умер… а Яхмос едва не умер…
– Хенет! – Иса подалась вперед. – Почему ты улыбалась, произнося эти слова?
– Я? Улыбалась? – в замешательстве воскликнула Хенет. – Тебе почудилось, Иса! Разве я могу улыбаться… в такое время… когда говорю о таких ужасных вещах?
– Конечно, я почти слепа, – сказала старуха. – Но не полностью. Иногда, при ярком свете, прищурившись, я вижу очень отчетливо. Люди, беседуя с теми, кто плохо видит, часто забывают об осторожности. И позволяют лицу принять такое выражение, которого в других обстоятельствах никогда бы не допустили. Я повторяю вопрос: почему ты улыбаешься с таким тайным удовлетворением?
– Твои слова… это неслыханно… неслыханно!
– А теперь ты напугана…
– Разве можно не бояться, когда в доме творится такое? – визгливо вскрикнула Хенет. – Мы все боимся злых духов мертвых, которые приходят, чтобы мучить нас! Но я знаю, в чем дело, – ты слушала Хори… Что он обо мне говорил?
– А что Хори знает о тебе, Хенет?
– Ничего… совсем ничего. Спроси лучше, что я знаю о нем…
Иса прищурилась:
– Ну, и что ты о нем знаешь?
Хенет покачала головой: