Месть смертника. Штрафбат
Шрифт:
Особистский генерал ухмыльнулся.
– Достаточно смелая формулировка даже для твоего положения. Нет, дружок, не только это. Видишь ли, уже после атаки политрук этого самого штрафного батальона был найден с перерезанным горлом. И найден в таком месте, где его никак не могли бы достать фашисты.
Преодоление линии фронта под покровом тьмы было задачей, при решении которой группа Белоконя могла легко прекратить свое существование. Ночь была светлой, а небо над огромными проволочными спиралями разрывали ослепительные огни осветительных ракет. Это происходило с удивительной регулярностью, заставляющей задуматься о чрезмерной расточительности обычно бережливых немцев. Смертники – именно так Белоконь называл себя и своих людей – могли рывком проползти лишь несколько метров. После этого им нужно было снова лежать недвижно, надеясь, что их шевеление не было замечено. Пока группу спасали маскировочные плащи, но на ровной, как каток, поверхности приходилось надеяться лишь на удачу.
Самыми напряженными были минуты, когда Смирнов и Телятин резали проволоку. Они делали это достаточно аккуратно – оба уже имели дело и с подобными спиралями толстой колючки, уложенными в несколько рядов, и с громоздкими ножницами для жести. Но все-таки их возня была слишком заметна со стороны. Тем более фашисты натыкали на своих позициях наблюдательных вышек.
Был предусмотрен отвлекающий маневр: в сотне метров левее группы Белоконя с минуты на минуту должен был начаться ложный штурм одной из вышек. Там шли разведчики с ручными пулеметами и лентами трассирующих пуль. Атака все не начиналась. То ли лазутчики отстали от группы Белоконя под грузом своих орудий, то ли они просто не спешили рисковать жизнями и принимать огонь на себя. Однако и они были приговоренными преступниками на службе у ГБ, и выбирать им не приходилось.
Смирнов и Телятин звенели проволокой, Белоконь лежал позади них мордой в землю и злился. Если его группу заметят – все пропало, ложная атака уже никого не обманет и никого не спасет. Нужно отвлечь внимание немцев именно сейчас, пока этого не произошло.
Он вдыхал какую-то душную гарь. Да, здесь же жгли траву… Рядом тихо молился Лысенко. Слов разобрать было нельзя, но в том, что борец-чемпион именно молится, Белоконь не сомневался. Мало ему, заразе, могучей теории марксизма-ленинизма. Посторонняя помощь потребовалась. Белоконь подумал, что в противостоянии гитлеровской Германии и СССР бог, если он есть, уже второй год воюет на стороне фашистов. Поэтому лучше бы не привлекать его внимания к пробирающимся в немецкий тыл смертникам-диверсантам, иначе бог вполне себе может поднять тревогу.
Замыкали группу Гвишиани и Ковальчук с укутанными тканью снайперскими винтовками на спинах. Ладо следил, чтобы молчаливый детина не заснул или не выкинул какой-нибудь финт еще похлеще. Пока, однако, обходилось.
Смирнов просигналил Белоконю: с проволочным ограждением справились.
Впереди была полная неизвестность. Где-то у немцев должна быть узкая минная полоса. Должна. Даже несмотря на то, что этот участок был наименее пригоден для атаки красноармейцев, ибо фрицы находились на возвышении и с него могли бы шутя расстрелять атакующих еще на стадии подготовки. Это место никто и не собирался атаковать. Однако мины были точно. Впрочем, походило на то, что опасный участок смертники уже миновали до проволоки.
Снова ползли вперед, замирая каждую минуту. Судя по ощущениям, они уже преодолели ползком всю степь и вот-вот должны были выползти к Каспийскому морю. На самом деле смертники проползли лишь двести метров до проволок, и всего тридцать после.
Чертовы «отвлекающие» разведчики, от которых уже не требовалось никакой поддержки и тем более отвлечения противника огнем, дали о себе знать неожиданным и не самым лучшим образом. Они подорвались на минах. Судя по мощно прозвучавшему в тишине залпу – сразу на нескольких. Зато стало ясно, что группа Белоконя уже давно миновала минную полосу.
Завыли сирены. На вышке включился прожектор и стал ощупывать пространство за проволокой. Застрочили пулеметы – на случай, если от группы разведчиков еще что-то осталось. Если осветительные ракеты действительно на короткое время делали пространство светлее (главное, не смотреть на саму ракету), то прожектор играл диверсантам на руку. Он разрезал тьму мощным лучом, одновременно делая беспросветно-черным все, чего не касался.
Группа доползла до окопов. Первыми вниз спустились Смирнов и Телятин. Двое бывших разведчиков ползли налегке, ножницы они бросили на месте, у них были только ножи и пистолеты – на всякий случай.
В окопе произошла небольшая возня. Смирнов кого-то зарезал, Телятин осмотрелся, потом они прошлись в разные стороны и прикончили еще пару солдат из ночных дозоров – благо тех всполошили сирены, фрицы в сонном энтузиазме заняли положенные боевые точки, и к ним было легко подкрасться.
Белоконь спустился в окоп, тоже осмотрелся. Можно было либо вылезти наружу с другой стороны и продолжить путь по-пластунски, либо поискать ходы, ведущие в нужном направлении. Безопаснее было оставаться в окопе. Его узкая и высокая кишка надежно хранила от ненужного внимания, а любая встречная сила могла быть ликвидирована по одному. Двоим здесь можно было разойтись только боком. У немцев тоже все окопы разные, этот был тесным, но положенной высоты в человеческий рост.
Нужный лаз смертники нашли сразу. Когда группа тяжело продвигалась по системе траншей в глубь немецкой обороны, над окопом торчала только башка Ковальчука. Крупный снайпер не мог одновременно идти вполоборота и пригнувшись, в противном случае он застревал в проходе.
Перемещения смертников по занятой немецким «кинжалом» территории нужно было свести к минимуму. Белоконь не стал ломать голову и для засады выбрал ближайший из возможных маршрутов фон Штумпфельда. Местность была настолько не подходящей для выжидания объекта, насколько это вообще возможно. Голая степь с колеями проложенной через нее напрямик дороги. Это был кратчайший путь из северной линии немецких укреплений в южную, и наоборот. Таких дорожек через равнину наверняка было множество. Далеко на юге начинались куцые рощи – согласно схеме, там нашла пристанище немецкая артиллерия.
Таким образом, Белоконь предложил смертникам устроить засаду посреди чистого поля. Возражения? Он ожидал возражений. Особенно от Смирнова. Белоконю казалось, что мастер-диверсант попытается утвердить свой авторитет и перехватить бразды правления. Но Смирнов принял все как данность. Он даже его одобрил – вслед за Гвишиани, который сказал, что «с точки зрения внезапности лучшего места просто нэт». Получалось, что оба старших офицера признали Белоконя способным принимать адекватные ситуации решения. В этой иллюзии он хотел бы пребывать как можно дольше.
Выбор Белоконя немного покритиковал Телятин. Он указал по крайней мере три точки на схеме, которые считал более подходящими для засады. Но у каждого из этих мест был один большой недостаток: слишком близко к немецким укреплениям, хозяйственным или санитарным узлам. Штумпфельд предпочитал объезжать свои владения вдоль фронта и только в трех местах пересекал «дольх» напрямую. Выбранная дорога была ближайшей.
Объяснив это Телятину, Белоконь почувствовал себя великим стратегом. Потом он понял, что на самом деле стратегами были люди из госбезопасности. Это они определили место для засады и отправили группу Белоконя войти в «кинжал» как можно ближе к нему. Только его об этом не уведомили, дав смертнику возможность думать, что операцией руководит именно он. Однако его функции как командира сводились к минимуму, все должно было решиться в действии, в молниеносном ударе.