Месть смертника. Штрафбат
Шрифт:
– Хрен ш ними, – сказал Смирнов с набитым ртом. Он прожевал и развил мысль: – Они и не нужны были. Это гэбисты перестраховались. Подсунули нам брак, как всегда. Гвишиани – диверсант!.. Да это просто смешно. А этот второй… гора мяса без мозгов. Говорили, что раньше он был ого-го. Но теперь нет. Перегорел, война все выжгла. Так что наплюйте, могучие красные воины.
– Угу, – сказал Белоконь.
Он докурил и отошел от группы.
– Не вступи в яму, командир ты наш дорогой! – сказал ему вслед Смирнов. – И постарайся не нагадить в мою лежанку, а то мы, не ровен час, потеряем еще и тебя.
Утром Белоконь не нашел Телятина.
Он поручил бывшему санитару-ударнику дежурить у камня и разбудить его через два часа, если он заснет. Или в случае если на горизонте появятся фары графского или любого другого автомобиля. Но Белоконь проспал до пяти утра – проснулся, от того, что жутко замерз в своем мокром комбинезоне.
Земля посвежела, и от нее начинало тянуть холодом. Ненадолго – солнце снова раскалит степь. На востоке уже светлело, хотя степь все еще тонула в темноте. На камне дрались и драли глотки крупные вороны. Или вороны и еще какие-то стервятники. Для них там был настоящий пир. И сразу на блюде… Странно, что Белоконь не слышал их во сне. Он полагал, что спит чутко.
Телятина не было. Ни около камня, ни в степи поблизости – Белоконь бы его увидел. Он перешел дорогу и сообщил Смирнову и Лысенко о новой потере. Борца-чемпиона пришлось разбудить.
– Мама моя… – проговорил Лысенко, услышав новость.
– Вот это уже плохо, – сказал Смирнов. – Парень, конечно, был сильно двинутый, но совсем недурственный боец… Но – не теряем оптимизма! Наших сил для такого легкого объекта вполне достаточно, поверьте.
На лице Лысенко, которое было теперь хорошо видно, отразилась мучительная работа мысли.
– Нужно скорректировать план, – сказал Белоконь.
– Давай-давай, стратег, – сказал Смирнов. – Ты выспался, я надеюсь?
– Прикорнул немного. А в чем дело?.. Неужели кто-то проезжал по дороге?!
– Никого не было. Я глаз не сомкнул, так что можешь быть спокоен. Это вы тут храпака давали на два голоса с двух сторон дороги. Увидели бы фашисты такую засаду, животы бы надорвали.
Белоконь закурил и стал излагать план с учетом того, что группа внезапно стала в два раза меньше. Лысенко он решил поместить на место Телятина, сам – залечь с этой стороны со Смирновым…
Борец поднялся.
– По нужде? – спросил Белоконь, не глядя на него.
Лысенко не ответил. Белоконь поднял голову и встретился с ним взглядом. Взгляд у Лысенко был пустой и холодный. Смирнов тоже смотрел на чемпиона.
Белоконь вкрадчиво спросил:
– Куда ты, солдат?
– Пойду, – сказал Лысенко, с видимым трудом разлепив губы.
– Куда?
– Вы же справитесь вдвоем?.. Мне нельзя погибнуть, у меня мать и сестра…
– Сидеть! – рявкнул Белоконь, вытаскивая наган из кобуры.
– Не надо, – сказал Лысенко. – Я пойду. У меня мать. Пойду…
Он развернулся и пошел через дорогу – на восток, мимо проклятого камня.
Белоконь поднял револьвер и взвел курок.
– Погоди, – сказал Смирнов, кладя ладонь на поднятый наган. – Нам стрельба не нужна. Я сам с ним потолкую, позволишь?
– Да, Миша, – сказал Белоконь внезапно севшим голосом. – Ты разберись.
Смирнов оставил на земле автомат и пошел за Лысенко странной приплясывающей походкой.
Дальнейшее Белоконь видел вполне четко – предрассветная мгла уже стала рассеиваться.
Смирнов был от Лысенко в паре метров, когда борец резко развернулся, расставил руки и прыгнул на разведчика. Смирнов попытался ударить его в солнечное сплетение, но Лысенко поймал его руку в захват, дернул на себя и завернул ее разведчику за спину – из раскрывшейся ладони выпал нож. Однако Смирнов таки умудрился вцепиться борцу в волосы и освободить руку, но в следующий момент Лысенко уже взял в захват его шею. Смирнов поднял борца на себе и рухнул на спину, в очередной раз освободившись из смертельных объятий. Он на четвереньках отпрыгнул в сторону и поднялся, когда Лысенко бросился ему под ноги. Смирнов вновь упал на борца – на этот раз раздался явственно слышный в рассветном воздухе стон. Стонал Лысенко – Белоконь понял это, когда Смирнов встал над скорчившимся телом. Разведчик рывком выдернул нож из бока Лысенко и вогнал его борцу под лопатку.
Схватка продолжалась не больше тридцати секунд – Белоконь не успел вмешаться. Да и не на это он рассчитывал, когда поручил Смирнову разобраться.
Смирнов некоторое время шипел и матерился. Потом как-то разом успокоился.
– Если я победил в честной схватке чемпиона УССР, – сказал Смирнов, разминая вывихнутую руку, – значит, я теперь чемпион над всеми хохлами? Если по совести-то, а?
– Если по совести… – сказал Белоконь, подходя поближе, – то чемпионы борются без ножей, Миша.
– В спорте – оно конечно. А это – война.
– Значит, и спортивный титул тебе ни к чему.
– Ну вот, а я ведь жизнью рисковал. А мог бы просто ножичком бросить – результат был бы тот же… Дерни за кисть, – сказал Смирнов, вытянув руку. – Только резко. Давай!
Белоконь дернул. Разведчик охнул и пошевелил рукой.
– Кажется, встала косточка на место, – сказал он. – Старею я, Конский. Раньше я бы такого Лысенку, язви его в душу, сразу скрутил. А сейчас… Форма уже не та.
– Так и он был сильно не в форме, – возразил Белоконь.
– Я бы так не сказал.
– Давай лучше решим, что теперь делать.
– А что тут решать? Решать, Конский, нечего. Для начала закинем-ка мы его на камушек. Пусть птичек кормит. Там их и так предостаточно, так что закапывать уже бессмысленно.
Они лежали под плащами напротив камня и ждали автомобиль фон Штумпфельда. К ночи должны были истечь отпущенные на задание двое суток. В середине очередного изнуряющего солнечного дня уже казалось, что генерал скорее всего так и не появится.