Месть смертника. Штрафбат
Шрифт:
Автомобиль быстро приближался. Когда он был в сотне метров от камня, Смирнов выскочил на дорогу – в освещенное фарами пространство. В авто Смирнова заметили не сразу или просто не успели принять решение. А потом было уже поздно.
Смирнов расставил ноги, поднял автомат и выпустил длинную очередь по лобовому стеклу.
Белоконь успел подняться на одно колено и тоже держал генеральский транспорт на прицеле. В первые секунды стрельба его оглушила.
Одна фара погасла, автомобиль съехал на обочину и остановился. Несмотря на то что Белоконь внимательно следил за происходящим,
Смирнов уже был возле машины. Белоконь промчался мимо него.
– Брось плащ, клоун! – крикнул ему вслед разведчик.
Слова дошли до Белоконя не сразу, но руки откликнулись на них мгновенно – он сбросил мешавший бежать плащ и побежал гораздо быстрее.
Это настолько отчетливо напоминало погоню за фашистским офицером, которому Белоконь собирался отрубить голову, что во время бега вместо автомата он чувствовал в руках топор. Поэтому Белоконь так и не воспользовался оружием по назначению.
Убегающий от него человек не кричал – берег дыхание. Спереди доносилось только неясное бряцание. Белоконь вдруг понял, что звенят многочисленные награды, которыми увешана грудь беглеца. Он гнался за самим генерал-полковником фон Штумпфельдом. Однако бегал граф неважно – не в пример пресловутому офицеру-аисту. Если бы генерал теперь рванул так же, то уже через пару минут уже был бы у спасительной рощи. После утомительного и голодного двухдневного пекла Белоконь сильно потерял в скорости.
Фон Штумпфельд был невысокого роста, с круглой блестящей от пота лысиной на непокрытой голове. Белоконь догнал его – все-таки догнал! – и, вложив все силы в последний прыжок, повалил генерала на дорогу. А затем обрушил на круглую лысину приклад «папаши». В запале Белоконь бил графа снова и снова – он не обращал внимания на брызги и не остановился, даже когда вместо округлого затылка месил его разлетающееся в стороны содержимое.
Смирнов за руки оттащил Белоконя от трупа.
– Нет времени развлекаться! – прикрикнул он.
Пока Белоконь приходил в себя, Смирнов перевернул тело. Несколько секунд он вглядывался в оставшееся сравнительно целым лицо генерала.
– Он, – сказал Смирнов. – Точно он. Без этих дурацких усов конечно. Но я в лицах не ошибаюсь.
– Он же весь в наградах, – сказал Белоконь, по-прежнему тяжело дыша, – и форма явно генеральская.
– Мог переодеть адъютанта в свою форму, а сам путешествовать как рядовой. Такое бывает. Учитывая то, что он еще и с солдатней чуть ли не на брудершафт пил…
– Не мог бы. Гэбисты говорили, что ему нравится… нравилось ему чувствовать свою причастность к низшим чинам, не снимая своих… атрибутов. Со своей генеральской и графской высоты.
– А ты говоришь, группа из шести человек! Хрен там! Хватило нас с тобой с автоматами! Вернее, хватило одного автомата, а тебе можно было сразу дать в руки лопату – справился бы и лопатой. Теперь вытри эту фашистскую кровь с лица – и двинули к машине. Давай поживей, чтобы нам не пришлось встречать здесь половину корпуса Штумпфельда.
Двое смертников-диверсантов действовали быстро и слаженно. Они отнесли тело фон Штумпфельда к машине и загрузили его в багажное отделение. Отделение было небольшим, поэтому пришлось немного повозиться, утрамбовывая внутрь то руку, то ногу, но в итоге багажник закрылся. Кожаная крыша авто была опущена, и подымать ее не стали. Трупы водителя и адъютанта с передних сидений переместили на просторное заднее, где был еще один мертвый адъютант. Туда же бросили изуродованное пулями, но сохраняющее целостность лобовое стекло.
Закапывать тела в степи не было смысла – немцы их мигом найдут, если выпустят овчарок. Даже на трехметровой глубине. А у диверсантов не было времени даже сгрузить трупы в небольшие ямки, выкопанные для засады. К тому же неопределенная пропажа генерала хотя бы на время введет фрицев в замешательство.
Смирнов сел на место водителя, Белоконь занял соседнее сиденье. Немного повозившись с мотором, разведчик завел автомобиль, и засада у гигантского камня, ставшего последним приютом для двух смертников, осталась позади.
Когда автомобиль ринулся вперед, от рощи вслед ему уже светили фарами машины с переполошенными стрельбой немцами. Но это была еще не погоня – просто реакция на тревогу.
Генеральское авто неслось в сторону немецкой линии обороны, откуда и пришла группа Белоконя. Судя по всему, там пока еще ничего не знали о приближении смертников – вероятно, встречный ветер, бьющий теперь в лица Белоконя и Смирнова, приглушил автоматные очереди, и до этой стороны немецкого «кинжала» стрельба просто не долетела.
Не доезжая до позиций, Смирнов свернул направо, и авто покатило по кочкам под прямым углом от дороги. Тряска была умеренной, она даже рядом не стояла с сомнительным удовольствием ухать по ямкам в кузове полуторки, держась за борта, клацая зубами и ударяясь задом на каждой колдобине. Машину, конечно, подбрасывало, но здесь были мягкие кожаные сиденья, поэтому смертники неслись по степи, выжимая из генеральского мотора все, на что он был способен.
Полчаса диверсанты катались по степи с трупами за спиной. За это время они пересекли поперек две пустынные дороги. Когда впереди замаячили огни и темные скопления техники, уже настала ночь. Смирнов повернул налево – к позициям немцев.
…Их сумасшедший прорыв через линию обороны увенчался успехом только благодаря своей внезапности. Появление в тылу позиций генеральской машины с вылетающими из нее гранатами произвело на немцев очень сильное впечатление.
Когда после безумного прорыва через окопы Белоконь и Смирнов вылезли наружу, к проволочному ограждению, оказалось, что спирали колючки на этом участке уже порезаны. И диверсанты лицом к лицу встретились с советскими саперами, тихо разбирающими ограждения и выкапывающими из земли мины. Видимо, наутро на это место была намечена атака. До появления Смирнова и Белоконя у саперов, делающих свое невероятно важное для пехоты дело, были шансы уйти незамеченными.