Месть
Шрифт:
— Не знаю, — ответила она, вздохнув. — Я всегда боялась, что когда-нибудь мне придется выбирать между тобой и Кирстен. Однажды мне удалось избежать этого, но на сей раз, Дэрмот…
— Не позволяй ей делать этого, — в панике забормотал он.
— Не она это делает, а ты! Пойми, какие бы чувства ты ни испытывал к Кирстен, все это плод твоей фантазии. Тебя уволили из-за того, что ты сделал. Твоя карьера наладилась, и ты этого заслуживаешь. Но почему ты и теперь не оставляешь ее в покое? Даже Диллис Фишер не так стремится уничтожить ее, как ты, но мне кажется, ты и сам не знаешь, за что.
— За то, что она встала между нами! — закричал Кемпбел.
Элен грустно посмотрела
Кирстен вернулась из комнаты Лоренса, где Джейн с Томом упаковывали свои пожитки и переносили их во внутренний дворик. Когда она уходила, Лоренс все еще сидел за обеденным столом, заваленным бухгалтерскими отчетами и неоплаченными счетами. Он почти со всем разобрался, но хотел перед отъездом расплатиться с долгами в Новом Орлеане. Кирстен знала, что его очень беспокоит Руби. Лоренс понимал, что ему следовало еще вчера улететь вместе с ней в Англию, но здесь у него оставалось слишком много дел. Кирстен так и не сказала ему об откровениях Руби, но, видя, как он тревожился о ней эти дни, она склонялась к тому, что все это правда. Бедная Руби, она приняла так близко к сердцу все случившееся и считала, что все произошло по ее вине. Даже священник, которого пригласил к ней Лоренс, не смог ее успокоить.
Войдя в свою комнату, Кирстен увидела вчерашнюю английскую газету, где были гадкие намеки на то, что в этом деле не обошлось без нее. Кирстен показалось, что земля уходит у нее из-под ног. Ей трудно было смириться с мыслью, что кто-то считает ее способной совершить убийство…
Она вздрогнула. Неужели и Лоренс так думает? Наверное, да, поэтому он и не хочет говорить с ней о случившемся. Может, он считает, что ей удалось убить Анну, и даже ввести в заблуждение полицию, чтобы вернуть его?
Кирстен пошла к двери, понимая, что должна поговорить с ним сейчас же. Нельзя же оставить этот вопрос нерешенным!
Открывая дверь, она заметила на полу записку. У нее вдруг заколотилось сердце. Кирстен вскрыла конверт дрожащими пальцами и, прочитав слова, вырезанные из газеты и наклеенные на листок бумаги, почувствовала, что падает в пропасть.
ГЛАВА 25
Ее пальцы торопливо перелистывали страницы альбома, с которых смотрели лица тех, кого она сделала частью своей жизни. Глаза ее лихорадочно блестели, сердце замирало. Младенец плакал, но она не обращала на это внимания. Пусть плачет, ведь она занята фотографиями. Вот детская фотография Лоренса. Или это Том? Они так похожи. Нет, должно быть, это все-таки Лоренса! Как ей его не хватало! Но теперь он с ней, он здесь, или скоро будет… и станет для нее всем. Они будут так счастливы все вместе. Теперь никто этому не помешает. Воспоминания выстроились, у нее были все необходимые фотографии.
В ее глазах появилось мечтательное выражение, на губах нежная улыбка, она взглянула на свадебную фотографию. Лоренс на ней такой высокий, красивый… Пиппы там больше не было, ей вообще там не следовало появляться, а потому с помощью ножниц она избавилась от Пиппы.
Она с любовью погладила фотографию, затем перевернула страницу и задрожала от возбуждения, увидев самую замечательную из них — здесь они были вместе. Над ней она здорово потрудилась… Вот тут она, еще совсем малышка, на руках у матери, а отец с обожанием смотрит на них обеих. Она знала, что бывают счастливые семьи, ведь у нее самой была именно такая семья и скоро опять будет.
Вдруг она вскинула голову, замерев от страха. Дэрмот Кемпбел мог все испортить.
Анна умерла! Эти два слова, соединившись, словно током ударили ее. Перед ее глазами вспыхнул многоцветный фейерверк. Она это сделала. Она убила человека и теперь погрузилась в мир бесконечного хаоса и ужаса. Сердце ее резкими толчками гнало ужас по кровеносным сосудам, усиливая разлад в ее мыслях. Она убила один раз и знала, что, если потребуется, сделает это снова. Где-то около глаза забилась жилка. Она прижала ее пальцем. Пальцы были негибкие, скрюченные, словно когти. Ей вдруг стало трудно дышать, потому что она испугалась самой себя. Оттолкнув альбом, она зажала уши руками. Младенец все плакал, плакал, плакал… Волна безумия подкатывала все ближе, грозя захлестнуть ее с головой.
С тех пор, как они возвратились из Нового Орлеана, прошло всего десять дней, но уже полным ходом шла подготовка к пересъемке фильма. Как понимала Кирстен, всем им предстояло работать до ночи в канун Рождества, после чего Лоренс предоставлял каждому неделю отдыха, чтобы начать сразу же после Нового года и закончить к середине января все подготовительные работы. На роль Мойны О'Молли уже пригласили новую актрису, Элизабет Брэдли, с которой Кирстен приходилось работать раньше. Она согласилась принять предложение с одним условием — что ей расскажут во всех подробностях о смерти Анны. Кирстен отнеслась к этому с полным пониманием. Поскольку это событие все еще на все лады пережевывалось прессой, ей казалось естественным, что Элизабет хочет узнать о случившемся из первых рук. Поэтому Кирстен и Лоренс пригласили Элизабет на ужин и рассказали все, о чем она спрашивала. Как и все, Элизабет была заинтригована этой загадочной смертью, хотя, зная Кирстен, не сомневалась, что в намеках на ее причастность к убийству, которые проскальзывали в газетах, нет и доли правды.
Теперь Кирстен стало очень трудно появляться на публике. Она удивлялась, как удалось Кемпбелу раздобыть столько фотографий, где она изображена смеющейся. Не прошло и года со дня смерти Пола, минуло только шесть месяцев с тех пор, как Лоренса оставила жена, и всего две недели после загадочной смерти Анны. Счастливое лицо Кирстен должно было, по замыслу Кемпбела, внушать окружающим мысль о ее беспощадности и опасности, ибо, как утверждал все тот же Кемпбел, ничто, даже человеческая жизнь, не могло стать для нее преградой на пути к достижению цели.
Читая посвященные ей статьи, Кирстен не узнавала себя, словно речь в них шла о незнакомке, присвоившей ее имя и обличье с коварными и злыми намерениями. Кирстен никак не могла смириться с тем, что ее изображают таким чудовищем, и не понимала, почему стала жертвой предубеждений и несправедливости. Ее адвокаты решили попытаться наложить судебный запрет на газету Кемпбела, но Кирстен сомневалась, что судебное предписание удастся получить до Рождества. Между тем клеветническая кампания продолжалась. Кирстен совсем не хотелось вступать в юридическую баталию с Дэрмотом Кемпбелом и Диллис Фишер, поскольку это привлекло бы к ней нездоровое любопытство широкой общественности, но Лоренс убедил ее в том, что это единственная возможность остановить клеветнические измышления Кемпбела.