Месть
Шрифт:
— Неужели? Тогда я слушаю.
Руби скорбно поглядела на нее, потом, с состраданием улыбнувшись, продолжала:
— Господь посоветовал мне сказать это. Есть вещи, о которых Лоренс не хочет говорить, поэтому я скажу за него. Кто-то ведь должен это сделать. Кирстен, дитя мое, если бы у тебя хватило здравого смысла самой отстраниться от работы над фильмом после отъезда из Нового Орлеана, мне вообще не пришлось бы упоминать об этом.
Кирстен молча слушала ее.
— Вот что, милочка, — вкрадчиво сказала Руби. — Мы с Лоренсом работали вместе над этим фильмом задолго до того, как на сцене появилась ты. Тебе это известно. Этот
— А для меня разве нет?
— Остановись. — Руби предостерегающе подняла руку. — Не забывай: «слушай и воспринимай услышанное». Ну, конечно, для тебя фильм тоже кое-что значит, но по другой причине. Ты вложила в него свое наследство, чтобы вернуть Лоренса — это известно каждому. Но теперь тебе пора понять, что этого не произойдет. Даже после того, как бедняжка Анна устранена с твоей дороги, ты его не получишь.
— Это похоже на обвинение, — резко заметила Кирстен.
Руби несколько смутилась.
— О, я понимаю, к чему ты клонишь. Конечно, кое-кто считает, что этот трагический случай произошел не без твоего участия, — сказала она, осеняя себя крестом. — Я другого мнения. — Она пожала плечами. — Но ведь ты читала, что пишут в газетах, и я прошу сейчас об одном: подумай о Лоренсе. Это его фильм. Он хочет его снять, но не сможет теперь получить страховку. Как ты думаешь, почему?
— Может, скажешь мне, Руби?
— Хорошо. В тот злополучный день на съемочной площадке произошло нечто поистине загадочное, мы все это знаем. Я не хочу сказать, что это сделала ты, но помни, Кирстен, когда-нибудь тебе придется отвечать перед Господом. Господь наш милостив… Даже если ты и не убила эту женщину своими руками, кто-то сделал это, причем так, чтобы подозрения пали на тебя. Поэтому твое участие в съемках не сулит ничего хорошего, согласна?
— Анну никто не убивал, она умерла естественной смертью, — возразила Кирстен, борясь с ужасной тревогой, внезапно овладевшей ею.
— Ну, конечно, упокой, Господь, ее душу. Я только говорю о том, что думают некоторые люди. Теперь о Лоренсе. Он не хочет увольнять тебя, опасаясь, что ты изымешь свой капитал, если он это сделает. Ты, надеюсь, улавливаешь ход моих мыслей?
Кирстен ход ее мыслей улавливала. По правде говоря, Кирстен сама понимала, хотя и не хотела себе признаться в этом, что продолжать работу над фильмом вместе с ней нельзя, ибо газеты печатали всяческие измышления о ней, да и кто бы не стал опасаться повторения того, что произошло?
Кирстен рано ушла из офиса, предупредив, что хочет поработать дома. Уходя, она, как всегда, бодро улыбалась, а потому никто из сотрудников не догадывался, как тяжело было у нее на душе. Она изо всех сил старалась не думать о том, что полюбила их, стала считать их своей семьей, что ей будет не хватать их и дни ее станут невыносимо пустыми без их шуток и поддержки.
Кирстен добралась до дома, едва сдерживая слезы, но закрыв за собой дверь, сломалась окончательно. Казалось, что всякий раз, когда Кирстен была близка к достижению цели, жестокая судьба подстерегала ее, чтобы разрушить все, чего она достигла. Ее поступки неправильно истолковывались, на нее клеветали и заставляли чувствовать себя отверженной. Не считая себя безгрешной, Кирстен никогда не стремилась причинить кому-нибудь зло, как это проделывала с ней Диллис Фишер, которая никогда не показывала своего лица, но, пользуясь властью, сосредоточенной в ее руках, наносила удар в самое сердце.
Не
Ей отчаянно хотелось с кем-нибудь поговорить. Больше всего, конечно, с Лоренсом, но разве это возможно? Он наверняка горько раскаивается в том, что пригласил ее работать. Его последний фильм обернулся неудачей, не став «кассовым», и он не мог позволить себе еще одного провала. Каким безумием было надеяться, что они смогут противостоять Диллис Фишер, но разве это беспокоило сейчас Лоренса? Может, он неуверен, что Кирстен непричастна к смерти Анны? Отчаяние и гнев овладели Кирстен и она обхватила голову руками. Только безумец мог заподозрить ее в этом, но думать о том, что в ней сомневается Лоренс, было невыносимо.
Она хотела было позвонить Элен, но после возвращения из Нового Орлеана они почти не виделись. У Кирстен защемило сердце. Она была так занята, что не могла выкроить время для встречи с Элен, хотя и знала о ее проблемах с Дэрмотом. Презрение Кирстен к этому типу было так велико, что она не находила в себе сил обсуждать с Элен эти проблемы. Поэтому теперь она не могла рассчитывать на сочувствие Элен.
Закрыв лицо руками, она повернулась к стене и зарыдала. Страшась одиночества, устав от борьбы, Кирстен знала, что все это неизбежно и не в ее силах противостоять этому.
Внезапно она подумала о Джейн, застенчивой, не уверенной в себе маленькой Джейн, которая так храбро предложила ей однажды свою помощь. При воспоминании о словах Джейн на сердце у Кирстен потеплело. Но она не хотела обременять Джейн своими проблемами, особенно потому, что девушка находится рядом с Лоренсом. Да и чем могла помочь Джейн? Ей следует самой пересмотреть свою жизнь, разобраться во всем и решить, что делать. Прежде всего надо поговорить с Лоренсом. Необходимо расторгнуть их партнерское соглашение, привести в порядок финансовые вопросы и передать дела новому режиссеру-постановщику. Кирстен охватил страх при мысли о том, что ей предстоит.
— То, что ты делаешь, Дэрмот, не имеет никакого оправдания, это глупо и, в сущности, достойно жалости. Я не хочу даже говорить об этом, — сказала Элен, взяв телефонный аппарат и перетащив его на диван.
— Хорошо. Давай побеседуем о чем-нибудь другом, — сказал он. — Позволь мне прийти к тебе.
— Я уже сказала тебе: нет, я не желаю видеть тебя.
— Надеюсь, ты больше не считаешь меня причастным к тому, что произошло в Новом Орлеане? — неуверенно спросил он.