Место назначения неизвестно
Шрифт:
— Позвольте мне сначала, — начал он, — приветствовать наших новых коллег, приехавших сюда, чтобы присоединиться к нам.
Затем он в нескольких словах воздал должное каждому из вновь прибывших. И заговорил о целях и устремлениях Организации.
Позже, стараясь вспомнить его слова, Хилари обнаружила, что она не в состоянии сделать это сколь-нибудь точно — столь банальными и избитыми они оказались. Но на слух они производили совершенно другое впечатление.
Хилари вспомнила, как однажды ее подруга, жившая в Германии, рассказывала, что перед самым началом войны пошла на митинг из чистого любопытства послушать «смехотворного Гитлера» и как она поймала себя на том, что истерически вопит, отдавшись
И теперь происходило нечто подобное. Помимо своей воли Хилари ощущала возбуждение и душевное волнение. Говорил директор очень просто. Он говорил в основном о молодежи. О том, что молодежь закладывает фундамент в будущее человечества.
— Накопления богатства, престиж, влиятельные фамилии — все это силы прошлого. Но сегодня власть находится в руках молодых. Власть — в интеллекте! В умах химиков, физиков, врачей… В лабораториях рождается сила, способная разрушать в немыслимых масштабах. С этой силой вы можете заявить: «Повинуйтесь или умрите!» Эту силу нельзя доверить той или иной нации. Эта сила должна быть в руках, создавших ее. Организация — место, где собралась вся мощь со всего мира. Вы прибыли сюда со всех частей света, принеся с собой всю свою творческую научную энергию. И с нею вместе вы принесли молодость! Здесь нет никого старше сорока пяти лет. Когда наступит время, мы создадим концерн. Мозговой концерн науки. И мы будем управлять всем миром. Мы отдадим свои приказы капиталистам и королям, армиям и промышленникам. Мы создадим Pax Scientifica! [48]
48
Мир науки (лат.).
И много еще последовало подобной пьянящей и возбуждающей болтовни — но не в самих словах дело, а в мощи оратора, увлекшего своих слушателей, обычно холодных и критичных, им не удалось не поддаться эмоциям.
Когда директор неожиданно закончил свою речь словами: «Мужество и победа! Спокойной ночи», Хилари, чуть пошатываясь, вышла из зала в состоянии какого-то мечтательного возбуждения и прочла те же чувства на лицах идущих рядом с ней людей. Она увидела Эрикссона. Его светлые глаза горели, голова была надменно откинута назад.
Потом она почувствовала у себя на локте руку Энди Питерса, и его голос зашептал ей в ухо:
— Пойдемте на крышу. Нам необходим глоток свежего воздуха.
Не произнеся ни слова, они поднялись наверх на лифте и пошли среди пальм под звездным небом. Питерс сделал глубокий вдох.
— Да, — сказал он. — Это именно то, что нам нужно. Воздух, чтобы он вытянул из нас сквозняком тучи славы.
Хилари глубоко вздохнула. Она все еще не могла прийти в себя.
Питерс дружески похлопал ее по руке:
— Встряхнитесь, Оливия!
— Тучи славы, — повторила Хилари. — Знаете… именно так все и было!
— Встряхнитесь, говорю вам! Будьте разумной женщиной! Спуститесь на землю, вернитесь к действительности! Когда отравляющий эффект газа славы пройдет, вы поймете, что слушали сейчас ту же самую старую и давно известную галиматью!
— Но это было замечательно… я имею в виду, замечательные идеалы.
— К черту идеалы! Возьмите факты. Молодость и интеллект — слава, слава, аллилуйя! Но кто здесь представляет молодость и интеллект? Хельга Нидхайм, безжалостная эгоистка? Торквил Эрикссон, очарованный мечтатель? Доктор Баррон, который с радостью продаст свою бабушку на живодерню, чтобы получить оборудование для своей работы? Возьмите меня, обычного парня, как вы сами меня назвали, умеющего обращаться с пробиркой и микроскопом, но не имеющего ни малейшего таланта, чтобы руководить простой конторой, не говоря уже о целом мире! Возьмите своего собственного мужа — человека, нервы которого изношены до предела и который не в состоянии думать ни о чем от страха перед возмездием, надвигающимся на него! Я назвал вам только тех людей, которых мы знаем лучше всего, но здесь все точно такие же, по крайней мере, из тех, с кем я встречался. Да, некоторые из них — гении, они чертовски сильны каждый в своей области, но как правители Вселенной… Черт, не смешите меня! Пагубную чушь, вот что мы слушали!
Хилари присела на бетонный парапет и провела рукой по лбу.
— Знаете, — сказала она, — наверное, вы правы… Но тучи славы все еще бродят во мне. Сам он в это верит? Должно быть, да…
Питерс мрачно произнес:
— Сумасшедший, возомнивший себя Господом Богом.
Хилари медленно проговорила:
— Наверное, так и есть. И все же… странно и непонятно…
— Но так происходит, моя милая! Во все времена существования человечества опять и опять происходит одно и то же. И оно действует! Сегодня оно чуть не подействовало на меня. И явно подействовало на вас. Если бы я не вытащил вас сюда… — Внезапно его голос изменился. — Наверное, мне не следовало этого делать. Что скажет Беттертон? Ему покажется странным.
— Не думаю. Сомневаюсь, что он вообще что-нибудь заметит.
Он вопросительно посмотрел на нее:
— Извините меня, Оливия. Для вас, наверное, сущий ад — видеть, как муж погибает у вас на глазах.
Хилари страстно воскликнула:
— Мы должны выбраться отсюда! Мы должны!
— Выберемся.
— Вы и раньше так говорили… но вперед мы не продвинулись ни на шаг.
— Ошибаетесь, я не бездельничал.
Она удивленно взглянула на него.
— Определенного плана у меня пока нет, но я уже начал подрывную деятельность. Здесь очень много недовольства, значительно больше, чем думает наш богоподобный герр директор. Пища, деньги, роскошь и женщины — знаете ли, еще не все. Я вытащу вас отсюда, Оливия.
— И Тома тоже?
Питерс помрачнел.
— Послушайте меня, Оливия, и поверьте тому, что скажу. Тому лучше всего будет остаться здесь. Здесь ему… — он заколебался, — безопаснее, чем в нашем мире.
— Безопаснее? Что за странное слово?
— Безопаснее, — повторил Питерс. — Я выбрал это слово намеренно.
Хилари нахмурилась:
— Не совсем понимаю, что вы хотите сказать. Том не… вы же не думаете, что у него умственное расстройство?
— Ни в малейшей степени. Он, конечно, очень обеспокоен, но в остальном Том Беттертон так же здоров, как вы или я.
— Тогда почему вы говорите, что здесь ему оставаться безопаснее?
Питерс медленно произнес:
— Клетка, знаете ли, самое безопасное место.
— О нет! — воскликнула Хилари. — Только не говорите мне, что вы тоже собираетесь в это поверить! Не говорите, что массовый гипноз, или внушение, или что там еще такое, действует на вас. Безопасность, покорность, удовлетворенность! Мы не должны поддаваться! Мы должны стремиться к освобождению!
Питерс медленно сказал:
— Да, но…
— В любом случае Том отчаянно хочет выбраться отсюда!
— Том может и не знать, что для него лучше.
Внезапно Хилари вспомнила, о чем Том упоминал в разговоре с ней. Если он продал секретную информацию, то против него, считала она, будет выдвинуто обвинение в разглашении государственной тайны, на что, несомненно, так путано намекал Питерс. Но Хилари твердо была убеждена, что лучше отбыть срок тюремного заключения, чем оставаться здесь. Она настойчиво повторила:
— Том тоже должен бежать.