Место под солнцем
Шрифт:
Они вошли в тесную приемную. Высокий, покрытый фанерной плитой стол стоял прямо перед входом слева от металлодетектора. На входе стояли четыре охранника в форме с дубинками на кожаных ремнях и бесстрастно смотрели на вошедших. Свет в приемную проникал через маленькое окошко над дверью.
Карита вступила в оживленную дискуссию с одним из охранников, мужчиной в фуражке с козырьком и связкой ключей на поясе.
Анника слышала, как много раз повторяется имя Маноло Зарко Мартинес. Видимо, здесь его называли не Хокке, а Маноло. Карита достала из сумки
– У них разрешение на двух человек, – сказала она. – Не на трех, а на двух.
Анника вытащила из сумки паспорт и посмотрела на Лотту.
– Я не думала, что возникнут такие трудности, – сказала Лотта. – Естественно, я не буду тесниться здесь и подожду вас на улице.
Поколебавшись, Анника согласилась. Лотте все равно не позволили бы пронести камеру через металлодетектор, да если бы даже это и получилось, ей не удалось бы сфотографировать заключенного. Арестант не дал согласия на съемку, поэтому в лучшем случае можно было бы снять размытый силуэт, если в камере было окно, или сфотографировать Мартинеса со спины.
– Хорошо, – тихо сказала Анника. – Сделай пока несколько снимков здания тюрьмы, выбери удачные ракурсы, читателям это нравится. Можешь придумать какое-нибудь название типа «Здесь сидит заключенный швед» или что-нибудь в этом роде…
Лотта развела руки в стороны.
– Ну, знаешь, вообще-то фотограф – это я, – сказала она. – Для того чтобы получить хороший снимок, важны многие факторы.
– Понятно, – смиренно согласилась Анника, – это естественно.
– Нас уже записали, – сказала Карита и поставила на стол свою леопардовую сумку.
Анника шагнула к столу, поставила на него свою сумку, написала в бланке свою фамилию и подписала какую-то бумагу.
– Мне нужна ручка и блокнот, – сказала Анника.
Карита покачала головой.
– С собой нельзя брать ничего, – сказала она.
– Нельзя оставить залог? В Швеции так делают.
– Добро пожаловать в Испанию, – сказала Карита и шагнула под арку металлодетектора.
Ремень Анники засвистел, и ей пришлось снять его и положить на стол рядом с сумкой.
– Как ты думаешь, они будут рыться в наших вещах? – тихо спросила Анника и покосилась на сумки, когда они, пройдя контроль, направились в тюремный отсек.
– Даю гарантию, что будут, – ответила Карита и улыбнулась охраннику в фуражке.
Они прошли сквозь узкую дверь. За дверью начинался длинный коридор, еще более темный, чем приемная. В конце этого туннеля висел лишь один люминесцентный светильник. По обе стороны коридора виднелись железные двери, выкрашенные в коричневый цвет, как и пол. Кондиционер стучал и пыхтел от натуги. Человек в фуражке протянул руку в направлении коридора.
– Камера номер шесть, – сказал он по-испански.
Карита первой вошла в темный туннель. Пол был гладкий и скользкий, и Аннике пришлось взмахнуть руками, чтобы сохранить равновесие. Каблуки подгибались, босоножки соскальзывали с ног. Охранник зазвенел ключами.
– Aqui.
Он обстоятельно выбрал нужный ключ и отпер два замка двери – один на уровне плеч, второй на уровне пояса.
– Sesenta minutos, – сказал он и открыл дверь.
В их распоряжении был час.
Окон в камере не было. Пол был выкрашен в тот же цвет, что и в коридоре, но стены были темнее, более серого оттенка. Анника оглядела камеру и не сразу заметила заключенного, который в серой пижаме сидел на серой койке. Она заметила его, только встретившись с ним взглядом.
– С добрым утром, – сказала Карита, подошла к заключенному и протянула руку. – Меня зовут Карита, я переводчик, но, насколько я знаю, ты говоришь по-шведски?
Юхан Маноло Зарко Мартинес медленно и неохотно встал. Он вяло пожал руку Карите, но все время смотрел только на Аннику.
– Ты корреспондент? – спросил он.
Акцент выдавал в нем жителя иммигрантского предместья. Анника протянула ему руку. Парень пожал ее, с сомнением глядя Аннике в лицо.
– Мой адвокат сказал, что ты красивая, – сказал он. – Он тебя не видел, да?
– Жалко, что я тебя разочаровала, – улыбнулась Анника. – Думаю, что адвокат воспользовался неверными слухами.
– У вас нет с собой пива или еще чего-нибудь? Они не сильно придираются с обыском.
Карита села в изножье кровати.
Энергосберегающая лампа висела под потолком, и на лицо парня падали глубокие тени. Анника отвела взгляд и осмотрела камеру. Кроме койки, сидеть здесь было не на чем. В вентиляционное отверстие над дверью тянуло легким сквозняком. В камере было холодно, но холод этот был не таким, как в коридоре. Анника осталась стоять спиной к двери. Время, казалось, остановилось.
– Тебя зовут Юхан? – спросила она.
– Хокке, – ответил Хокке Зарко Мартинес и снова сел на койку в темный угол. – Но ты ведь не будешь писать, как меня зовут, да? Я не хочу, чтобы меня фотографировали для газеты. У меня в Швеции остались мама и сестра, знаешь об этом?
Анника внимательно пригляделась к этому человеку. Она знала, что ему почти двадцать шесть лет, но выглядел он значительно моложе. В его облике было что-то наивное, даже трогательное и, пожалуй, туповатое.
– Как ты хочешь, чтобы я назвала тебя в статье? – спросила она. – Ты должен выбрать себе имя.
Он насторожился.
– Любое имя?
Анника кивнула.
– Стальные яйца! – воскликнул он и визгливо расхохотался.
Анника внутренне вздохнула, ожидая, когда закончится этот истерический припадок.
– Может быть, подойдет Андреас?
Он перестал ржать и изобразил рвотный рефлекс.
– Нет, это имечко мне не катит.
Он принялся размышлять. Время шло.
– Я могу назвать тебя Бобби.
– Бобби не шведское имя, а английское. – Он с достоинством выпрямил спину. – Какого дьявола! Ты же сказала, что я сам должен выбрать.