Место под солнцем
Шрифт:
— Привет, это я.
— Ливий! Первые боги тебя побери, ты совсем с ума сошел, мать твою?! Где ты? Что происходит? Когда ты вернешься? Мы уж отчаялись увидеть тебя снова!
— Ты хотел сказать, обрадовались, что я больше не буду портить вам кровь — и тут я разочаровал всех своим звонком?
— Рад, что твои дебильные шутки остались прежними. Я и раньше не находил их смешными, а в сложившейся ситуации — и подавно.
— Что у вас творится?
— Птички вместе с кормом переданы в заботливые руки, а мы получили вознаграждение. Половину последнего по уговору забрали плохие парни. Мы ждем Фуада. Судя по тому, что в дыре, где ты прохлаждаешься, есть телефон, речь не о тюрьме и не о могиле под затерянным в лесу деревом, это радует. Так что? Когда ты намереваешься возвращаться?
Размышляя над ответом, Халиф начал открывать многочисленные ящички в столе, проверяя их содержимое. В одном обнаружился конверт со стопкой фотографий. Красивая темноволосая женщина, молодой Гектор и двое мальчишек-блондинов; снимки озер с заснеженными горами на фоне; та же женщина в военной форме с повязкой «красного креста» на рукаве; чуть повзрослевшие мальчишки-блондины в строгих костюмах; румын с удочкой на берегу реки; светловолосые мужчины, в которых не так-то просто было признать мальчишек-блондинов. Сыновья мистера Минца походили на мать: унаследовали от нее не только мягкие черты лица, но и улыбку.
— Мне нужно задержаться, Северин. Уезжайте без меня.
— Чего? — ахнул Змей. — Слушай, Халиф. Я знаю тебя целую вечность, но на моей памяти ты еще ни разу не порол столько чуши. Что, мать твою, происходит, я спрашиваю?
— Все в порядке. Дождитесь Фуада и уезжайте домой.
В трубке повисло молчание.
— Ливий, — вновь заговорил Северин. — Я даже не знаю, как объяснить, но… мы не можем вернуться без тебя.
— Теперь чушь порешь ты. Собирайте вещи и катитесь оттуда ко всем чертям. Ты меня услышал?
— Я же сказал. На данный момент это невозможно. Мы вернемся только после того, как приедешь ты.
— Ты подцепил какую-то бабу в ближайшей закусочной?
— Нет, Ливий. Это не баба. Это… м… словом, я не могу объяснить. Приезжай поскорее, вот и все. Мы ждем.
Халиф швырнул конверт в ящик и с громким стуком захлопнул его.
— Если я узнаю, что дело в проклятой бабе, с которой ты кувыркаешься, пеняй на себя. Сабрина ждет тебя, считая каждый день, а ты веселишься на полную катушку?
— Я сказал, что это не баба! — вскипел Северин. — Я похож на мужчину, который изменяет своей женщине с каждой, кого видит?!
— На что это ты намекаешь?
— Проклятье! Ни на что! Просто поднимай свою хренову задницу и приезжай! Жду тебя максимум через три дня, а потом перерою всю пустыню в поисках чертовой норы Гектора Минца и убью каждого, кто посмеет мне помешать!
Голос Северина в трубке сменился короткими гудками, и Ливий вернул ее на рычаг. Сабрине Змей и вправду не изменял. Даже в барах и дорогих ресторанах, куда их заносило в европейских столицах, он не смотрел на других женщин. А даже если и смотрел, то дальше флирта это не заходило. Что могло их задержать? Какая-нибудь глупость, которую выкинул Сезар? Новое указание Аднана? Но если так, зачем делать из этого секрет?
***
К полуночи атмосфера в и без того тихом доме румына стала напоминать вечный покой кладбища. И холод здесь стоял прямо-таки замогильный. Ливий закрыл балконную дверь, приказал служанке растопить маленький камин и, прочитав три главы трактата о великих полководцах, забрался под одеяло с твердым намерением проспать минимум десять часов. Тело не чувствовало усталости, но мозгу требовался отдых. Завтра. Он подумает обо всем завтра. Нужно принять решение на свежую голову. Он позавтракает в одиночестве на балконе и поймет, что следует делать.
Халиф успел задремать и даже увидел сон. Эоланта собирала апельсины в большую плетеную корзину и болтала с помогавшей ей Гвендолен. Обе были одеты в льняные платья простого кроя и смеялись, как давние подруги. Ливий наблюдал за ними с расстояния нескольких шагов, не понимая, когда успел их познакомить. «Мой господин еще не переоделся? — искренне удивилась Гвендолен. — Он явится на собственную свадьбу в таком виде?». «Свадьба? — переспросил Халиф. — А на ком из вас я женюсь?». «Зачем выбирать? — рассмеялась Эоланта. — Ты король, у тебя может быть сколько угодно жен. Пусть бы и две, пусть бы и десять. — Она поднесла руки к волосам. — Смотри, Гвендолен сплела для меня венок. Я похожа на невинную эльфийку, которая вот-вот поклянется своему суженому в вечной любви?». Эоланта подошла ближе, и Ливий ощутил аромат апельсиновых цветов. А мгновение спустя понял, что этот запах, в отличие от женщин, реален. Дверь спальни тихо скрипнула, и рука по привычке метнулась под подушку, где он всегда держал нож. Ножа там, разумеется, не оказалось, но и внезапный гость не торопился нападать.
— Прости, я тебя разбудила, — раздался знакомый голос.
Грация прошла по комнате, придерживая полы длинного платья из алого шелка, и остановилась возле кровати. В свете догорающего в камине огня она как никогда походила на жрицу сладострастия. Сейчас предложит смертному спутнику волшебного отвара, а потом вознесет молитву Великому Богу и начнет танцевать у костра.
— Я уже смирился с тем, что в этом доме не могу остаться в одиночестве даже в ванной, не говоря уж о спальне, миледи. — Ливий посмотрел на наручные часы. — Чем обязан столь неожиданному визиту в начале второго ночи?
— Я пришла для того, чтобы попросить прощения. — Говоря это, Грация не отрывала взгляда от лица собеседника и широко улыбалась. Словом, выглядела как угодно — но только не как человек, сожалеющий о своем проступке. — Ты меня прощаешь?
Ливий молчал, терпеливо дожидаясь продолжения, и оно последовало.
— Папа сегодня говорил со мной, — сказала девушка. — И он был серьезен. Я имею в виду, чересчур серьезен, не так, как всегда. Он сказал, что я должна быть вежливой с гостями, не подсматривать за ними в ванной, не бить их по лицу и не докучать им. И что если я продолжу это делать, то он запрет меня в чулане и не отпустит до тех пор, пока ты не уедешь.
— И что ты на это ответила?
На милом личике Грации отразилось недовольство.
— Я сказала, что разозлилась на тебя. За то, что ты не попытался меня завоевать. А папа сказал, что у мужчин есть дела поважнее, чем завоевывать малолетних дурочек. Особенно если рядом есть более доступные объекты. И что мужчины завоевывают женщин только тогда, когда они дают им достойные поводы это сделать.
Поразмыслив над ее словами, Халиф кивнул.
— Хорошо. А теперь я могу поспать?
— Нет. — Грация вновь сверкнула улыбкой. — Ты решил, что не хочешь меня завоевывать, но я до сих пор думаю, что ты красивый. А поэтому пришла сама. Ты любишь раздевать женщин — или хочешь посмотреть на то, как я это делаю?