Место под солнцем
Шрифт:
Услышанное шокировало Ливия не меньше, чем внезапный поцелуй в ночь их первого знакомства. Девушка восприняла его замешательство как ответ и, рассмеявшись, стянула платье через голову.
— Вот и все! — объявила она. — На мне больше ничего нет!
— Подожди, — запротестовал Халиф. — Так нельзя.
— Тебе нравится красивое белье на твоих подружках? Чулки? Туфли на каблуках?
— Нет. Да… нет. — Он наблюдал за тем, как Грация ложится рядом поверх одеяла и протягивает руку к его лицу. Стоило ей снять одежду — и из девочки-подростка она превратилась в маленькую женщину с формами, которым позавидовала бы не одна красавица из заведения Брике. — Мы не должны этого делать.
— Почему?
— Например, потому, что тебе всего лишь пятнадцать.
— Через три месяца исполнится семнадцать! — возмутилась девушка.
— Немногим лучше. Знаешь, что сделает со мной твой отец?
— Отцу все равно. Ну, посмотри уже на меня. Посмотри мне в глаза и скажи, что я тебе не нравлюсь. И тогда я уйду.
Грация склонилась над Ливием, почти касаясь его губ. Аромат цветов апельсина, исходивший от ее волос, смешался с запахом кожи, щеки раскраснелись, а горевший в глазах огонь обещал всю страсть в двух мирах. И вправду жрица, подумал Халиф. Ведьма, случайный взгляд которой может свести с ума любого мужчину. Он в стотысячный раз повторял про себя, что не должен этого делать. Пытался восстановить в памяти образ Эоланты. Представлял, в какую ярость придет румын, узнав, чем гость занимался в компании его дочери. Но воля и трезвый рассудок проиграли этот бой телу, желавшему совсем другого.
— Конечно, ты мне нравишься. Я люблю маленьких потаскушек. — Ливий схватил Грацию за подбородок, и та вскрикнула от неожиданности. — Вот чем ты занимаешься по ночам? Ходишь по комнатам гостей и предлагаешь им себя? Этому тебя научила твоя почтенная матушка? Раздвигать ноги перед незнакомцами?
Девушка набрала в легкие воздуха и уже хотела ответить, но Халиф толкнул ее на кровать и опустился сверху.
— Я больше не хочу слушать твою болтовню. Одно из двух: либо ты будешь молчаливой потаскушкой и откроешь рот только тогда, когда я прикажу, либо получишь затрещину. Поняла?
— Я всего лишь хотела… — вновь попыталась начать Грация.
— Если я повторю это еще раз, одной затрещиной ты не отделаешься.
— Пожалуйста, будь со мной понежнее. — Она посмотрела на него из-под полуопущенных ресниц. — До тебя у меня не было мужчин.
На пару мгновений Ливий замер, затаив дыхание — это признание подействовало на него как пощечина.
— Как это — не было? Но… я думал…
Грация протянула к нему руки, обнимая за шею и вновь привлекая к себе.
— Хватит думать, — шепнула она. — Тебе будет хорошо.
***
За последние несколько лет Ливий успел попутешествовать по миру. Сперва он сопровождал Умара, потом начал обставлять собственные дела. Он гулял на самых шикарных вечеринках и много раз оказывался в постели жриц любви, достигших сказочных высот в своем искусстве. Кое-кто из них не годился Гвендолен и в подметки, кое-кто — особенно азиатки с характерной для них экзотикой, доведенной до совершенства — мог ее переплюнуть. Но девственницу, которая творила такое, о чем его наложница и понятия не имела, он встречал первые. Халиф слышал истории о жрицах сладострастия, которых обучают «таинствам служения Великому Богу» задолго до того, как те познают первого мужчину, но до сегодняшнего дня не представлял, до какого уровня под руководством опытных наставников ученики могут довести свое мастерство. Он лежал поверх одеяла, глядя на едва теплившиеся в камине дрова, гладил Грацию по волосам и больше не думал ни про Эоланту, ни про Северина и остальных, ни про Гектора. Он хотел только одного: поспать хотя бы пару часов, а потом открыть глаза и понять, что утро еще не наступило. И не наступит в ближайшем будущем.
— Когда мама приедет, расскажу ей все в подробностях, — довольно сообщила девушка. — Я расскажу ей, что ты красивый, и что у тебя серые глаза. Я еще никогда не встречала темных эльфов с серыми глазами. Если ты останешься здесь чуть подольше, я вас познакомлю. Она тебе понравится.
— Как пожелаешь, солнышко, — сонно отозвался Ливий. — Дай мне передохнуть, а потом я весь твой.
— Ты уже весь мой. — Она взяла его за руку и начала рассеянно гладить пальцы. — Я до сих пор злюсь из-за Исидоры, но знаю, что доставила тебе больше удовольствия.
— Это точно. Как по мне, удовольствия было даже чересчур много.
— Дурачок. Удовольствия не бывает слишком много. — Ладонь Грации скользнула по груди Халифа вниз, к животу. — Не засыпай. Иначе мне придется тебя разбудить. Я смогу.
— Уверен, но лучше я посплю. У меня был тяжелый день. Уеду я нескоро, так что впереди у нас целая вечность. Лучше скажи мне что-нибудь приятное.
Девушка поудобнее устроилась у него под боком, положила голову на плечо и шепнула, почти касаясь губами уха:
— На этой неделе я была у своего приятеля, он живет в городе. Он сказал, что знает Аднана, мужчину, на которого ты работаешь. Восточного короля работорговцев.
— У законопослушной леди есть такие друзья? — спросил Ливий, не открывая глаз.
— Сперва я познакомилась с его женой, она мамина подруга. А потом и с ним. Я рассказала, что ты гостишь у папы и спросила, не хочет ли он тебе что-нибудь передать.
— И что же он передал?
— Пистолет.
Глава девятая. Фуад. Настоящее
Весна 1977 года
Алжир
Фуад вышел из машины, в последний раз затянулся сигаретой и бросил ее себе под ноги. От нищего района, в котором поселился один из первых богачей города Умар Саркис, его тошнило всегда, но сегодня — по-особенному. Он не мог смотреть на покосившиеся дома, на застиранное белье, которое развешивали на веревках во дворах изможденные женщины с тусклыми глазами и морщинистыми лицами, на детей, которые играли в грязных канавах, на худых собак, похожих на призраков. Жалости к поселившимся здесь людям он не испытывал. Он вообще не знал, что это такое — так уж сложились жизненные обстоятельства. Не жалел ни себя, ни других. Фуад наблюдал за бедняками и понимал, что завидует им. С тех пор, как Халиф с его легкой руки угодил за решетку, он не раз ловил себя на этой мысли. Все могло сложиться иначе. Он мог никогда не встретить Ливия. Не пойти за ним. Остаться влачащим жалкое существование парнем, который перебивается на случайных работах и с неимоверным трудом добывает свой кусок хлеба. Но ему захотелось другого. Красивой жизни. Денег. Вкусной еды и дорогого шампанского. Приключений и опасностей. И все это отменно функционировало, когда Халиф был у дел. А потом сломалось, пусть и не сразу. Рушилось медленно, как оседающий дом с насквозь прогнившим фундаментом. Ливий, проработавший с Аднаном целую вечность, знал все детали этого механизма — еще бы, ведь большую его часть он строил сам. Когда судья отошел от дел, механизм продолжал тикать, как часы. Его преемник крепко держал все нити и тянул за них в нужный момент. Фуад наблюдал за ним, но если ты наблюдаешь за футбольными игроками с трибуны, то вряд ли станешь одним из них. Для этого ты должен выйти на поле и присоединиться к матчу.
Солнце клонилось к западу, но до сих пор слепило глаза, а жара по-прежнему была невыносимой. Фуад, поморщившись, снял очки с темными стеклами, сунул их в карман рубашки и, открыв дверь подъезда, взбежал по лестнице. Он провалил свой экзамен, но это ничего не значит. Нельзя поддаваться пораженческим настроениям. Когда угодно — но только не сейчас. Сегодня он играет в казино и поставил все на красное.
Открывший дверь Умар приветливо улыбнулся, пожал Фуаду руку и жестом пригласил войти. В квартире пахло свежей выпечкой и только что приготовленным кофе.