Место под солнцем
Шрифт:
Гвендолен легко кивнула.
— Всегда. Вон, видите? Одна из самых ярких звезд. На востоке ее называют Кохаб. Если следовать курсом, который она указывает, то рано или поздно вы придете туда, куда вас ведет сердце.
— Вот как, — пробормотала эльфийка, рассматривая звезду. — Выходит, дом находится там, куда ведет сердце?
— Индейцы, к племени которых принадлежал мой отец, говорили именно так, миледи.
— А если мое сердце ведет меня в одну сторону, а дом находится не там? Если я не могу выбрать и не знаю, куда идти?
Прохладные пальцы женщины прикоснулись к руке Тары.
— Это значит, что вы пытаетесь
— Так говорил твой отец?
— Нет, — рассмеялась Гвендолен. — Так говорю я. Ум коварен, миледи. В уме живут страхи и сомнения, и они сковывают нас, не позволяя принимать верные решения. Сердце всегда свободно и ничего не боится. Боги с рождения наделили нас разумом и сердцем. Мы живем между двумя полюсами — страхом и бесстрашной готовностью принять все, что бы ни выпало на нашу долю. Наша беда в том, что мы полагаемся на разум и почти разучились слышать то, что говорит сердце. Мы пытаемся осмыслить все, от инстинктов до желания быть с определенным мужчиной. Но разве боги поместили в нашу грудь сердце для того, чтобы мы бежали от своих чувств?
— Или для того, чтобы мы узнали, что такое настоящая боль.
— Боль — это иллюзия, с помощью которой разум защищается от правды. Разум говорит нам, что, расставаясь, мы должны страдать, ведь так поступают все. Но мы можем сделать другой выбор. Можем вспоминать прекрасные минуты, проведенные рядом с этим человеком. Его голос, глаза и запах. Зачем наказывать себя болью, если в прошлом было так много приятных мгновений? Почему бы не поблагодарить Великую Тьму за этот дар?
Тара вздохнула, прикрыв глаза.
— Я хочу побыть в одиночестве, — тихо сказала она.
— Как пожелаете, миледи. — Гвендолен встала, оправляя подол длинного платья из алого шелка. — Если передумаете насчет карт, я в общей комнате наверху.
Эльфийка вытянула ноги, поудобнее устраиваясь в плетеном кресле, и вновь посмотрела на звездное небо. Она попыталась вспомнить, как оно выглядело в дни ее детства, над кланом, но не смогла. С тех пор случилось столько всего, хорошего и плохого. Она прожила тысячу жизней, сменила тысячу лиц, глубоко внутри оставаясь собой. И каждая из этих жизней в итоге заканчивалась тем, что Тара убегала. Нет от чего-то или от кого-то, а, скорее, к чему-то, о чем еще не знала, но жаждала узнать. Все эти истории были неуловимо похожи, и не только своим финалом.
Не бежит ли она от самой себя? В этом есть рациональное зерно. От себя можно бежать хоть целую вечность, но рано или поздно ты приходишь туда, откуда начал. Невозможно устранить проблему, не выяснив причину. Проблема у Тары была только одна: она хотела сочетать то, что совместить невозможно. Глубокие чувства и приключения. Покой и опасность. В этом они с Ливием похожи. Он тоже хочет невозможного. Правда, не расстраивается, осознавая, что на этот раз не получил. И предпринимает следующую попытку, надеясь, что теперь-то все сложится. Может, стоит остаться с ним? Уговорить взять ее с собой в Треверберг? Или поехать следом, а потом сделать сюрприз? Но внутренний голос подсказывал, что идея плохая. Они перевернули страницу книги, и это к лучшему. Для обоих.
— Белый вам к лицу, миледи. Обычно на темных эльфийках белые одежды выглядят как саван. Именно в них нас хоронили в древности.
Тара задумалась так глубоко, что полностью утратила связь с реальностью.
— Леди Эоланта?..
Женщина улыбнулась и шагнула вперед, оказавшись в пятне яркого света фонаря. Она была на полголовы выше Тары, но казалась хрупкой, как нежная райская птичка.
— Я не услышала вашего имени.
— Тара. Меня зовут Тара. — Эльфийка судорожно выдохнула и провела языком по пересохшим губам. — Так… вы живы?
— Если вы задаете этот вопрос леди Эоланте Нойман, то ответ «нет».
— Не понимаю. Но вы же… — Тара помотала головой. — Ливий постоянно думает о вас. Он до сих пор вас любит. Вы не можете так с ним поступить!
Брови Эоланты едва заметно приподнялись.
— Ливий, — повторила она задумчиво. — Вы упомянули о нем, но не сказали ни слова о моем брате.
— Ваш брат здесь. Он приехал в Алжир.
— Я знаю. — На ее губах появилась холодная улыбка. — И что? Он тоже думает обо мне и до сих пор любит?
— Мы не общались, — растерялась Тара.
— Не думаю, что вы много потеряли. — Она помолчала, пристально изучая лицо собеседницы. — Значит, он вернулся. После всего, что случилось, он все же приехал сюда. Я была уверена, что он не может разочаровать меня сильнее, но Сезар любит преподносить сюрпризы.
Эльфийка приблизилась к Эоланте, остановившись на расстоянии вытянутой руки.
— Не могу взять в толк, о чем вы говорите.
— Может, и не стоит. Может, вам лучше прямо сейчас выйти за эти ворота, отправиться на вокзал, взять билет на первый поезд и уехать, куда глаза глядят. Так, как когда-то сделала я, без сожаления оставив все. Мужчин, которые клялись защищать меня, а потом отправили в тюрьму моего жениха. Брата, который оказался предателем и ради своих целей был готов поставить на кон жизнь собственной сестры. Думаете, он и вправду искал меня, узнав, что я оказалась у работорговцев? — Она горько рассмеялась. — На мое счастье, кое-кто из них близко знал Ливия, и это меня спасло. На защиту я не надеялась. Я давно повзрослела и знаю, что в этом мире выживает лишь тот, кто умеет постоять за себя. Эта история преподнесла мне бесценный урок. Я его никогда не забуду. — Эоланта взяла Тару за руку. — Заклинаю вас всеми богами, миледи: уезжайте. Оставьте мужчинам их игры. А в этой игре победителей не будет.
— Я не могу уехать, — ответила вконец запутавшаяся Тара. — Мне нужно…
— Вы ничего не поняли, да? Я не могу вас винить. С таким же успехом я воевала бы с собственным отражением в зеркале. Если не можете уехать, держите наготове ваш нож. Надеюсь, вы умеете с ним обращаться.
— Я тоже на это надеюсь, — без особой уверенности отозвалась эльфийка.
Эоланта отпустила ее пальцы и спрятала руки в широких рукавах плаща. В янтарных глазах женщины появилась печаль.
— Я хочу, чтобы вы кое-что передали Ливию, — сказала она.