Место под солнцем
Шрифт:
— Вы можете его дождаться. Рано или поздно он приедет сюда.
— Не могу, миледи. Когда он узнает обо всем, то вряд ли согласился со мной говорить.
— Дело в вашем брате? Вы думаете, он решит, что вы заодно? Что вы организовали это вместе?
— Что бы он ни решил, для меня в его жизни места больше нет. И я вряд ли смогу начать все с начала, сделав вид, что ничего не произошло. Просто передайте ему, что я люблю его. И продолжу любить всегда. Даже если встречу другого мужчину и выйду замуж. Мы ссорились, причиняли друг другу боль, пусть и не намеренно, но те чувства, которые я испытывала к нему, были сильнее всех ссор и всей боли. Я желаю вам полюбить так же сильно. И пусть у вашей истории будет счастливый финал. — Она склонила голову, прощаясь. — Мне пора, миледи. Пусть первые боги хранят вас, куда бы вы ни повернули.
Глава семнадцатая (2). Настоящее. Рамон
На востоке Рамон Эверетт в последний раз гостил много лет назад и не испытывал желания оставаться тут надолго. Дело было не в людях и темных существах — они ему нравились, несмотря на чуждый европейцу менталитет, чрезмерную открытость и стремление закормить любого до смерти. Не в политических сложностях, клубок которых с каждым годом становился все прочнее и безнадежнее. Рамон ненавидел здешнюю жару. А на востоке, что бы там ни говорил Ливий, начинавший страдать, когда температура опускалась ниже плюс пятнадцати градусов по Цельсию, жара была невыносимой. Особенно в Алжире, где близость моря усугубляла положение. По вечерам Халиф выходил к ужину в легком свитере, а его гость изнывал от духоты в легких брюках и рубашке с коротким рукавом. Треверберг — другое дело. Относительно прохладное лето (если не учитывать июль), снежная зима. Осень и весна, все, как полагается. На востоке не было ни осени, ни весны. Только девять месяцев адского пекла и три месяца дождя. Одно слово — пустыня.
— Вроде мы планировали обыскать все дома в этом районе, — заговорил Рамон.
— Планы изменились, — коротко ответил Ливий.
Он ехал в направлении центра города, время от времени бросая взгляд в зеркало заднего вида. Дорога была пуста.
— Как ты думаешь, кто прикончил Насира?
— Понятия не имею, — пожал плечами Халиф. — Но этот кто-то решил, что пора приступать к активным действиям. И я не против.
— Так куда мы едем?
— В гости к человеку, у которого могут быть ответы. Остальные либо вне досягаемости, либо уже в могиле. К Валентину.
Рамон кивнул и, отвернувшись, принялся созерцать городской пейзаж. Он успел тысячу раз пожалеть о том, что приехал сюда лично, не ограничившись телефонным разговором. Еще при первом знакомстве с Ливием Хиббинсом он понял, что этот парень невероятно талантлив как минимум в двух вещах. В умении подобрать нужные слова и найти ключик к любому собеседнику и в умении буквально из ничего раскручивать проблемы вселенского масштаба.
В тюрьме, где богам было угодно свести их пути, Халиф пользовался уважением и имел репутацию миротворца. С помощью дьявольского чутья он улавливал подлинную суть конфликта, даже если об этом не говорили вслух, и разрешал его с выгодой для обеих сторон. То же самое он сделал и в тот день, когда впервые встретил Рамона Эверетта. Пятнадцать минут вежливого разговора без рукоприкладства и взаимных оскорблений — и вопрос был закрыт, хотя старший тюремный авторитет мог бы дать пинка наглому заключенному.
Увидев Ливия в посольстве через несколько лет после памятной встречи, Рамон опешил: такой перемены в облике бывшего приятеля по несчастью он не ожидал. Оборванец из соседней камеры исчез, уступив место интеллигентному джентльмену с аккуратной стрижкой и тонкими щегольскими усиками. Халиф вежливо улыбался, держа в руке бокал с шампанским, и беседовал с французским дипломатом на таком идеальном английском, что и королева Британии позавидовала бы. Должно быть, долго тренировал произношение. Даже мимика у него была по-английски сдержанной — почти отсутствовала.
«Не представите нас?», — попросил французский дипломат, заметив Рамона. «О, конечно, — кивнул Ливий. — Владимир Ковалев, мой близкий друг и коллега». «Вы тоже занимаетесь международными отношениями? — поднял бровь дипломат. — Простите, но ваше лицо не кажется мне знакомым…». «Мы деловые партнеры, — уточнил Халиф, понизив голос. — У нас общий бизнес». «Правда? — заинтересовался дипломат. — Очень нетипично для европейцев! Такое ожидаешь услышать от американцев, но не от вас». «Мы работаем с ювелирами-евреями. Помогаем им наладить производство, объединяем семьи. Талантливые мастера в пятом, а то и в шестом поколении. Они оживают и вновь обретают смысл существования».
Французского дипломата отвлекла какая-то женщина, и Рамон, воспользовавшись моментом, взял Халифа под локоть. «Ну здравствуй, коллега, — сказал он по-русски. — Ты меня узнал, это не может не радовать». «За встречу», — ответил Ливий, сделав глоток шампанского. «Значит, ты дипломат, да еще и англичанин, — продолжил Рамон. — И как же тебя занесло в тюрьму?». «Ну, меня много куда заносит, — рассеянно отозвался собеседник. — Жизнь — непредсказуемая штука. Хочешь шампанского? Или обсудим наш бизнес?». «Ювелирный»? — рассмеялся Рамон. «У меня есть опыт и в ювелирном бизнесе, но я предпочитаю другой. Более прибыльный и менее законный. Да и ты, если я все правильно понял, тоже. Финансовые махинации особо крупного масштаба, верно? — Ливий с улыбкой погрозил ему пальцем. — Заключенные в тюрьме в обмен на пачку сигарет и красивую женщину сообщат еще и не такое. Партнер, который хорошо разбирается в финансовых махинациях, нужен мне как воздух».
«А вот мне партнеры не нужны, — отрубил Рамон. — Я работаю один». Халиф сделал ему знак наклониться и прошептал в самое ухо: «На твоем месте я бы спросил, о каких суммах идет речь. А потом мы обсудим причитающиеся тебе проценты. Платить буду не только деньгами. Как насчет очаровательных леди из Швеции? Или тебе по душе смуглокожие? В Европе чаще всего предпочитают смуглокожих. Только свалим за границу. Меня тошнит от этой страны. Здесь слишком холодно и скучно. Поедем ко мне, на восток. Познакомишься с моими друзьями, поешь вдоволь, развлечешься на славу». «Я не связываюсь с работорговцами», — заявил Рамон. «Не люблю это слово, — поморщился Халиф. — Оно звучит так, будто мы крадем детей и продаем их в рабство. Мы не торгуем наркотиками или оружием. Мы используем человеческие слабости и зарабатываем на них деньги. Это похоже на казино, только удовольствия больше. — Ливий тихо рассмеялся и допил остатки шампанского. — Так что? Девушку из Швеции я для тебя достану не сразу, но смуглокожих полно. И все жаждут любви».
— Что-то ты притих, — сделал Ливий попытку начать диалог, который с момента расставания с Умаром и Северином никак не желал завязываться.
— Думаю о том, какой занозой в заднице ты порой можешь быть. Целый ворох гигантских заноз, и вытащить их невозможно.
— Было бы лучше, если бы ты сидел в своем скучном кабинете в унылом холодном Треверберге? Брось. Ты рожден для приключений. Деловые костюмы и судебные тяжбы — не для тебя. Поверь, я хорошо разбираюсь в людях и темных существах. В противном случае не вступился бы за тебя тогда, в тюрьме. И уж точно не позвал бы с собой потом. Подумай обо всех делах, которые мы провернули совместно. Без твоей помощи я бы ни за что не справился.
— Разумеется. Ведь половина этих дел появилась потому, что кто-то должен был решать твои проблемы.
— Я создаю проблемы, а ты их решаешь. Мы — идеальная команда.
Притормозив у двухэтажного дома, окруженного невысоким забором, Халиф осмотрелся.
— Его машина здесь. Если сучонок не отправился на пешую прогулку посреди ночи, он дома. Скорее всего, спит без задних ног. Он всегда был утренней пташкой. Помню, как это раздражало Змея, когда нам приходилось жить в маленьких квартирах втроем.