Методом исключения
Шрифт:
— А как же шоры на глазах?
— Были, пока любила мужа. Как ни встретимся, все нахваливает своего Ванюшку. «Сплюнь!» — говорила я ей. Только похохатывала в ответ. Потом забеременела, и все разговоры только о ребенке. О детях. Еще не родив, решила каждый год рожать. Вот так вот…
— С любовью-то что случилось? — спросил Бородин.
— У них самих надо спрашивать, — ответила Смелякова, поглядев на дверь. И вдруг поднялась из-за стола, быстрыми шажками направилась к двери, бросив на ходу: — Погляжу на своих детишек. Я сейчас…
Бородин скользнул
Однако Смелякова тут же вернулась, опять уселась за стол на прежнее место и как ни в чем не бывало спросила:
— Что вас еще интересует?
— Вы ничего не сказали о недостатках Морозова, — напомнил ей Бородин.
Смелякова покраснела и вымученно улыбнулась.
— Может, и у меня шоры на глазах? Мне сейчас его жалко, так я ничего плохого в нем не вижу. А потом ведь… — она сглотнула. — Ольга все жаловалась, что его из дому не вытащишь ни в гости, ни в кино, ни просто погулять. Как ни придешь к ним, все чего-нибудь мастерит. Мебельную стенку сделал не хуже фабричной. А то одно время загорелся вечным двигателем. Автомашину соседу ремонтировал, все вечера в гараже сидел…
— Своей-то машины нет?
— Водить ему нельзя. Из-за зрения.
— А характер у него какой: спокойный или вспыльчивый?
Смелякова покусала верхнюю губу.
— Вообще-то спокойный, — и, подумав немного, добавила: — Редко когда сердится.
— При вас бывало такое, чтоб сердился?
— При мне никогда! — с явным облегчением ответила Смелякова.
— Только со слов Ольги об этом знаете?
Смелякова кивнула и тут же оговорилась:
— Без подробностей.
— Вы с Петряковым, говорите, были знакомы?
— Виделись мельком, — Смелякова стрельнула глазами на дверь кабинета.
— Как он вам показался?
— Да никак! Вы ведь уже спрашивали о нем. Не знаю, что Ольга в нем нашла, — быстро и не скрывая раздражения, проговорила Смелякова. — Мне кажется, дурь ей в голову ударила. Я так и думала, что поиграет он с ней и тем дело кончится. А оно вон как вышло.
— Вы с ней говорили на этот счет?
— Я ей сразу сказала, что думала. Да она разве послушает! Заклинала ее хоть Ивану-то пока ничего не говорить. И тут не послушала: «Не хочу встречаться с Мишей тайком». Я на что надеялась: рано или поздно она должна была понять, чего Петряков стоит, и вернется к Ивану. А тогда пускай перед ним исповедуется и покается в своем грехе. Знаю, Иван простил бы ее. Он в Ольге души не чаял…
— Вы когда с ним последний раз виделись?
В глазах Смеляковой отразился испуг.
— С кем, с Иваном? — словно бы в замешательстве спросила она.
— Да, с Морозовым, — кивнул Бородин.
— Пятого числа.
— О чем говорили?
Смелякова бросила быстрый взгляд на дверь.
— О чем говорили?.. Ну… — и опять взглянула на дверь. — Строили предположения, где Ольга… Иван плакал… — Нина Семеновна тряхнула головой, пытаясь справиться с собственными слезами.
— Морозов
Смелякова быстро поднесла к глазам платочек и помотала головой. Однако успела еще раз взглянуть на дверь.
— Спрашивал или нет? — повторил вопрос Бородин.
Женщина кивнула, не отнимая платочка от глаз.
— А вы что ответили?
— Что я могла ответить!
— Сказали, что не приходила?
Смелякова снова кивнула, плача и вытирая платочком глаза.
— И действительно не приходила?
Ответить она не успела. В кабинет шумно вошла заведующая, женщина гренадерского роста. Бросив на Бородина укоризненный взгляд, сообщила Смеляковой:
— Там твой Рыжков истерику устроил!
Бородин моргнуть не успел, как Смеляковой и след простыл.
Не вовремя раскапризничался Рыжков. Что-то важное ускользнуло от Бородина. Чего-то не договорила Смелякова. Чего-то ей, похоже, очень уж не хотелось договаривать. И этот испуг в глазах, нетерпеливые взгляды, которые она бросала на дверь. Словно ждала, что вот-вот появится заведующая и сообщит, что Рыжков бьется в истерике…
Бородин глянул на часы и решил, что еще успеет съездить на Сортировку, где до недавнего времени работала оператором Ольга Морозова.
10
С четверть часа ему пришлось идти вдоль железнодорожных путей, пряча лицо от жгучего встречного ветра. Нос и щеки ломило так, что временами приходилось к ветру поворачиваться спиной.
Потом отогревался большой кружкой горячего жидкого чая, и одна из товарок Ольги, Вера Михайловна, сидя у телетайпа, рассказывала, какая Ольга веселая, общительная и отзывчивая, как добросовестно относится к работе. Даже по уважительной причине редко когда не выйдет на смену. Бывало, что и с температурой прибежит (Морозов правду сказал), а один раз, тут Вера Михайловна слегка замялась, пришла с «фонарем» под глазом.
Потому-то ее невыход на работу после праздников не на шутку их встревожил, и они решили съездить к ней домой. А узнав, что Ольги уже пять суток нет дома и муж не знает, куда она подевалась, устроили Морозову разгон: другой давно бы заявил в милицию, а этот знай посиживает дома и утирает слезы платком.
— Отругали вы его, а он что? — спросил Бородин.
— Обещался на другой же день подать в розыск. Седьмого мы опять у него были, сказал, что отнес заявление. Ну раз вы пришли — значит, не соврал.
— А про какой «фонарь» вы тут толковали?
— Да это так, бытовая травма, — отмахнулась Вера Михайловна. — Мыла полы у себя дома и поскользнулась на мокром. Уж не знаю, как ее угораздило. Об стул, говорит, щекой стукнулась.
— Может, муж поцеловал? Она не жаловалась на него?
— Нет, не жаловалась, — ответила Вера Михайловна. — Не в ее характере это, жаловаться. Бывала, конечно, и сердитая, а когда и слезки прольет. Спросишь, что случилось, тут же тебе и улыбнется, и шутить начнет. А то озорную частушку споет, голос-то хороший.