Меж двух океанов
Шрифт:
Некоторое время перед нами маячит кузов автобуса. Шофер гонит его по плохой дороге с бешеной скоростью. Высокая, набитая людьми машина на поворотах опасно наклоняется. Для такого автомобиля да еще на такой дороге вполне достаточной была бы скорость сорок километров, и то потребовались бы крепкие нервы. А эта колымага перед нами скрипит, дребезжит и стонет, делая семьдесят километров в час. Шофер на самом деле отчаянно дерется за каждую минуту, зная, зачем это нужно. Мы прибавляем газу, и вскоре автобус скрывается в туче пыли за нами.
Что-то стукнуло по ветровому стеклу. Потом еще раз. Первые капли дождя. А через несколько секунд они слились на стекле в сплошные потоки. Плотная пелена дождя сократила видимость до пятидесяти шагов. Вот уже «татра» принялась выделывать пируэты. С огромным трудом она удерживается между канавами по крайней мере до той минуты, пока не удается затормозить ее мотором. Третья скорость, вторая, первая… и уже только ливень хлещет тишину выключенного двигателя плетьми воды, которые, подобно фонтану, разбиваются и разбрызгиваются по капоту и ветровому стеклу.
Вдалеке, позади нас, в ливень въезжает и автобус. Шофер продолжает рисковать даже на мокрой глине, но не проходит и десяти секунд, как его автобус оказывается поперек дороги, задними колесами в кустах. Теперь мы в двойном плену. Все помыслы о бегстве из окружения можно спокойно отложить в долгий ящик.
В голове мелькает воспоминание о топкой грязи на сомалийско-кенийской границе в канун сочельника. Здесь мы хоть не будем задыхаться в пятидесяти девяти градусах оранжерейной жары. Дуновение прохладного ветерка сквозь сантиметровые щелки окна освежает потное тело, помогает привести мысли в порядок. Спокойствие! И терпение!.
Уходя, ливень напоследок словно взъярился, стегнул там и сям по лесу водяными бичами и унесся с ветром полудня. Покров туч заметно полегчал, но не пропустил солнце на мокрую землю.
Сосед позади нас все еще торчит задними колесами в кустарнике. Шофер гонит пассажиров в грязь, в который уж раз требуя освободить машину. Тщетные усилия. Ни благими желаниями, ни злостью дороги не осушить. Никто теперь не знает, сколько времени придется тут вместе ждать. Может быть, выехать удастся ночью, а может, и через неделю. Пессимисты заявляют, что остается лишь возвращаться пешком, так как автобус застрял здесь до самого конца дождей. «Мы же вам говорили это у дорожного лагеря! Мы хотели вернуться!»
Поистине надежное предисловие ко всеобщей перепалке. Приятная перспектива!
В сгущающихся сумерках где-то впереди загудел мотор грузовика. За поворотом дороги меньше чем в километре от нас он завыл на высоких оборотах, замолк и, как бы взяв второе дыхание, снова взревел. В последний раз. А потом в глухой тишине леса слышалось только, как падают с листа на лист капли воды.
Идем на разведку, следом за нами бредет шофер. Его перессорившийся балаган на колесах утихомирится и без него. В размокшей глине ноги разъезжаются как на льду. После каждых пяти шагов нам приходится счищать с подошв килограммы налипшей глины. Наслаждение не из великих, но именно эти нашлепки на подошвах придают нам максимум надежды на избавление, если ночью нас не постигнет новое водяное бедствие. Большая часть воды растеклась по глинистой поверхности дороги, размочив лишь тонкий верхний слой, который и прилепляется к обуви на каждом шагу. В следах же остается сухая пыль. За ночь, возможно, она впитает с поверхности избыток воды, а утром…
Через полчаса мы были у товарищей по несчастью. Грузовик с пятью тоннами леса и с цепями на колесах, накренившись, засел, как в гнезде, в придорожных кустах. Люди сплошь в грязи, извилистый след на дороге говорит обо всем. И он сух, как трут! Вся мокрая глина накрутилась на шины.
Но как они добрались до этого места?
— Чего спрашивать? — отрубил помощник водителя. — Вы только посмотрите туда, всюду песок — одна радость. В Лас-Каньясе даже не капало. Этой проклятой глины тут всего несколько километров. Несколько жалких километров! Сперва мы чуть было не вывалили все, а теперь вот работаем как ишаки. Прокля… — он оборвал себя на полуслове и прислушался. Да, вдали раздавался шум мотора.
— Видите, вот и мы так же строчили и вдруг — хлоп! Хорошо еще, если он увидит нас по свету фар.
Этой второй машине повезло, она вовремя остановилась на песке, вслед за ней подъехали еще два грузовика.
Между тем в автобусе был сплошной хаос. Дети плакали от голода, несчастным матерям нечего было дать им. Нашего неприкосновенного запаса для всех не хватило, и много рук осталось пустыми.
Казалось, что ночи не будет конца.
После полуночи отказались от всех попыток и водители грузовиков. Лишь к утру нас одолела усталость. Уже засыпая в гамаках между деревьями, мы чувствовали, как мучит нас засевшая в голову неотвязная мысль: «Не опоздай мы всего на одну минуту, и могли бы быть далеко отсюда». Всего на одну минуту опередил нас ливень.
Одна минута… одна… минута…
Свежее утро над лесом, дорога словно выметена, машин нет. Смутно припоминаем, что на рассвете сквозь сон слышали рокот грузовиков. Исчез и автобус.
— Нет ли чего-нибудь в машине к этим сухарям?
— Полбутылки воды. Подожди, я принесу, а ты сложи пока гамаки.
Не прошло и пяти минут, как со стороны дороги послышался треск веток и раздался голос Иржи:
— Сюда едет машина!
— Откуда?
— От Сан-Хосе. Бери скорее гамаки и иди!
А дальше все разыгралось стремительно, как в детективном романе. Заскрипели тормоза, секунды изумления, растерянность.
— Простите, сеньор… вы не знаете дороги до…
Вместо ответа от руля резануло острое:
— Кто вы такие?
— Послушайте, сеньор, — говорит Иржи, с трудом избавляясь от последних пут утренней сонливости, — не могли бы вы хоть опустить свой револьвер? Вы же видите, что у меня нет оружия.
— Не сердитесь, но в здешних краях…
— Благодарю. А еще приятнее было бы, если бы вы совсем убрали эту хлопушку. Мы едем через Никарагуа в Мексику, чехословацкие журналисты, и хотели бы попросить у вас информа…
— Ja das ist doch der aclit-Zyllinder Tatra!
Что из этого выбрать? Сначала глазеешь на револьвер, теперь слышишь панибратский тон этакого старого собутыльника при встрече после долгих лет разлуки; оружие беззаботно сунуто за ремень брюк, и, наконец, из «джипа» вылезает сам он, грузный сорокалетний человек. Как в этом разобраться? Судя по марке и номеру, «джип» из Никарагуа, а мы в Коста-Рике, стало быть, незнакомец размахивает револьвером в чужой стране; говорит же он то по-испански, то по-немецки.