Между Сциллой и Харибдой (= Дракониан из Нью-Йорка)
Шрифт:
– - Слушай, я перезвоню, -- сказала она, повесила трубку и обернулась к вошедшим.
– - Привет, Келли -- Она одарила Хоба лучезарной улыбкой.
– - Вы Хоб?
– - Он самый
– - Я Дорри. Макс вот-вот будет. Не хотите ли чего-нибудь выпить?
– - Спасибо, нет.
– - Другое угощение раздает сам Макс. Присаживайтесь, чувствуйте себя как дома...
Хоб присел рядом со столом на кожаную кушетку. За ней десятифутовой стеной высились книжные шкафы. В каждом было по восемь полок, а каждая полка до отказа заставлена, забита, упихана видеокассетами. Кассеты лежали и на приставных столиках, и даже на полу в тесном кухонном алькове.
Еще на Ибице Макс упоминал, что любит кино. Тут же наличествовало
Больше ничего Хоб разглядеть не успел, потому что в комнату ввалился Макс -- крупный, еще более пополневший со времени последней встречи, в сером итальянском шелковом деловом костюме и красном твидовом галстуке, обутый в нечищенные пупырчатые башмаки. Его крупное багровое лицо обрамляли черные волнистые волосы, только-только начавшие седеть. Рукопожатие Макса оказалось крепким, да притом он положил другую ладонь Хобу на плечо и сжал его. Его крупные карие глаза влажно сверкали.
– - Хоб! Будь я проклят, как я рад тебя видеть! Ты познакомился с Дорри? Без нее в этой конторе все застопорилось бы. Хоб, то лето на Ибице было лучшим в моей жизни.
– - Для меня тот год тоже выдался удачным, -- подхватил Хоб.
Макс сграбастал его за оба плеча и игриво тряхнул.
– - Знаешь, я все время собирался вернуться на Ибицу.
– - Но так и не выбрался.
– - Боялся, что застряну там основательно.
– - Шутишь?
– - Может, и нет. Я становлюсь богачом, Хоб, но радостей в жизни почти не вижу, -- в его устах это прозвучало весьма патетически.
– - Зато, по крайней мере, обзавелся массой фильмов. Оглянувшись на шкаф, забитый кассетами, Макс ухмыльнулся.
– - Да, и дури хватает, в смысле марафета, и вообще, выше крыше всего, кроме...
– - Он отвел взгляд.
– - Давай-ка обратимся к более приятной теме, а? Ты ел? Тут у нас есть заведеньице, где готовят лучшие свиные ребрышки по эту сторону от Гринвилля, Северная Каролина. Пожалуй, думаю, ты не прочь нюхнуть?
– - С этими словами он вынул из кармана двухграммовый стеклянный флакончик и вручил Хобу вместе с позолоченной опасной бритвой.
– - Можешь отмахнуть на стеклянной столешнице.
– - Ну не сейчас же, -- возразил Хоб.
– - Да не стесняйся ты, наваливайся. Этот марафет -- Синий Убивец из Боливии.
Открыв флакончик, Макс высыпал горку белого кристаллического порошка с голубоватым отливом, смахивающего на Первородный Кристалл, о котором вечно толкуют наркоманы, когда обсуждают баснословные поставки, никогда не доходящие до места назначения
– - Вот и нюхалка, конечно, -- Макс вручил Хобу позолоченную соломинку с раструбом на одном конце.
– - Макс, я больше не употребляю.
– - Шутишь, что ли?
– - вытаращился Макс.
– - Хоб? Старина Хоб Демонический Дурила?! В религию ударился? Да ну же, деточка, отпусти гайки!
Хоб пожал плечами, улыбнулся и взял трубочку. Он не принимал сильных наркотиков уже более полугода. Парижский доктор убедил Хоба, что это не во благо его атеросклеротической артериальной системе. А собственный здравый смысл, как ни мало его осталось, подсказывал, что за каждым коротким кайфом наступает долгая, мрачная мутота.
Но отказаться было трудно. Дорри наблюдала за ним с циничным выражением в сияющих глазах. Сами знаете, как оно бывает со старыми наркоманами. Пальцы Хоба взяли трубочку и поставили ее на изготовку. Макс открыл ящик стола и вытащил шестидюймовую ониксовую плитку с двумя длинными, жирными волнистыми линиями белого порошка, идущими от одного конца к другому. В предвкушении пуская
– - Только разочек, и все будет нормально. Кокаин -- вещество необычное, но считать его величайшим из наркотиков -- просто смехотворно. Большинство людей ловит кайф лишь единожды. После этого быстро вырабатывается привычка, и кокаин не дает тебе ничего, кроме усиления и без того не слабой склонности к самообману. Но было бы слишком огорчительно взглянуть в глаза правде о том, что после одной чудненькой вечеринки все твои клевые кайфы остаются в прошлом, а вместе с ними -- и все благие намерения. На сей раз Хоб малость прибалдел, как балдеешь от первой за день сигареты. Но вместе с тем пришел и дурной привкус, где-то в глотке запершило, возник этакий нервный зуд, всегда идущий рука об руку с кокаином. Хоб принял вторую понюшку, чтобы погасить эффект первой, перевалить в приятную фазу, поймать кайф, а за ней и третью, потому что вторая не очень-то пробрала. Как обычно, самообман врубился на полную катушку.
Это рассеяло напряжение, если таковое вообще наблюдалось. Макс взял две долгих понюшки, затем Келли, приняв понюшку, отдрейфовал к кушетке и взял газету -- под кайфом, но на посту. Дорри тоже чуток нюхнула, прежде чем ответить на телефонный звонок. А Хоб, раз начав, усердно продолжал, поскольку Макс все подсыпал и подсыпал на оникс драгоценный порошок.
Благие намерения Хоба вылетели в трубу (а может, в трубочку) еще до того, как ему представился шанс их сформулировать. Может, из-за Милар -хотя он и был рад, что с браком покончено, -- может, из-за того, что без нее мир выглядел менее оптимистично. А может, он начал употреблять, так как ему в голову внезапно пришло, что идея провести выходные в компании Макса, которого знал лишь одно лето более десяти лет назад, не столь великолепна. А еще его расстроила ситуация с traspaso и вообще с Ибицей. Как мог дон Эстебан так с ним поступить?! Он почти ужасался возвращению на Ибицу и все же понимал, что должен вернуться как можно быстрее, чтобы постараться оттянуть неминуемую утрату К'ан Поэта, а вместе с ним, пожалуй, и образа жизни. То ли несмотря на марафет, то ли из-за него Хоб ощутил тревогу и депрессию. У него даже не было времени на перестройку биологических часов после перелета множества часовых поясов. Теперь нужно только держать себя в руках, пока не вернется сила воли. А тем временем еще чуток галаадского бальзамчика, клин клином, он все нацеливал нюхалку и втягивал в себя длинные волнистые понюшки Синего Убивца, или как там его кличут в этом сезоне.
Телефоны названивали, и Максу пришлось вернуться в кабинет, чтобы поработать.
– - Келли проводит тебя в твою комнату. Пока, деточка.
– - Макс удалился. Но Хоб ушел не сразу, налегая на кокаин, а Келли нагонял его понюшка за понюшкой, беседуя о каком-то спорте -- кажется, о бейсболе, хотя уверенности в этом Хоб не испытывал.
За следующий час Хоб принял столько боливийского походного порошка, что мог бы сгонять с локомотивом на буксире до Олбани и обратно. И ни черта не почувствовал. А когда что и почувствовал, то лишь усталость.
Это называют обратным эффектом. Он знаком всем наркоманам, и заключается в том, что наркотик оказывает действие, как раз обратное тому, которое, согласно утверждениям всех окружающих, должен оказывать. Вроде как тебя охватила бессонница из-за того, что наглотался снотворного. Или глаза слипаются, потому что кокаин или амфетамин подействовали не с того конца.
В какой-то момент из кабинета вышел Макс Хоб принял с ним несколько понюшек и, помнится, сказал.
– - Мне надо позвонить кой-кому. Потом лягу.