Между жизнью и смертью

Даули Наби

Ничего хорошего не ожидало юношу. Здесь тяжело, а там, в горах, ему будет еще тяжелее. Боль этой разлуки навсегда врезалась в мое сердце. Хорошим другом был Володя. Да только ли другом? Этот русский юноша стал для меня родным братом...

Каждый вечер, возвращаясь с работы, я все надеюсь увидеться с ним. Может, думаю, поправится и его обратно вернут к нам. Но нет, место рядом с моей постелью продолжает пустовать.

СТАЛИНГРАД ЗДРАВСТВУЕТ!

Проходят дни, недели.

Война продолжается. Германию день и ночь раздирают воздушные тревоги. Работая в огороде, я часто наблюдаю, как высоко в небе летят английские бомбовозы. И тотчас с земли взвиваются

в небо маленькие "мессершмитты", скрывавшиеся в лесу под деревьями. Мгновенно завязывается воздушная схватка. Юркие "мессершмитты" вьются вокруг громоздких бомбардировщиков, точно осы. Те вдруг теряют строй. Одни переходят в пике, другие забираются еще выше и летят обратно, на родину, а третьи, волоча за собой шлейф пламени, кометой несутся вниз и, упав на землю, взрываются с грохотом, вздымая в небо тучу белесого дыма.

"Да, - думаю я, - нелегко будет победить фашистскую Германию. Сколько еще прольется крови, сколько сел и городов будет сожжено, разрушено! И сколько будет уничтожено ценностей, веками создававшихся народами..."

Мысли, одна горше другой, лезут в голову, и я перестаю работать. Обыкновенная железная лопата в моих руках начинает представляться орудием, превращающим меня в соучастника преступлений. Мне уже кажется, что я рою могилу моим друзьям, которые жертвуют собой ради моей свободы... Я копаю землю немке. А ее муж убивает моих соотечественников, сжигает наши деревни, разрушает советские города... Правда, я работаю по принуждению, под дулом фашистской винтовки. Но результат-то от этого не меняется. Фашист пользуется моей силой... Вот они, духовные муки плена, которые были в десятки раз тяжелее физических страданий!

Что же делать, что? Я опять опираюсь на лопату и мрачно смотрю в землю. Но земля безответна. Начинает казаться, что даже она осудила меня за то, что я не сумел умереть в бою.

В таких раздумьях проходит день, и снова настает ночь. Опять черная тьма в четырех стенах, опять болезненные стоны...

Известия о событиях на фронте до нас не доходят. Но улицы в немецком селе сами говорят о фронтовых новостях. Все чаще встречаем мы немецких солдат, вернувшихся с востока, - того с пустым рукавом, другого с протезом вместо ноги. Увидя нас, они пытаются заговорить по-русски. Так вот как оборачиваются хвастливые обещания фашистов о "скорой победе над Россией"...

Однажды, помню, все усиленно заговорили о Сталинграде. Это было в те дни, когда фронт подкатывался к Волге. Говорили, что Гитлер объявил по радио, будто он на днях займет Сталинград и овладеет бакинской нефтью.

Фрау Якоб в эти дни наряжалась особенно тщательно. Торговля шла у нее бойко. Покупатели уже записывались в очередь за венками из сосновой хвои. Маленький Карл помогал матери, принимая в кассе деньги. В задней комнате две девушки плели венки. Фрау Якоб то и дело поторапливала их. А я целыми днями возил из лесу на маленькой тележке сосновые ветви.

Время от времени к нам захаживал фельдфебель. Для начала он обычно набрасывался на меня с криками и бранью, потом уходил в комнату к фрау и некоторое время пропадал там. Карл в таких случаях начинал тревожиться. При виде фельдфебеля в его глазах вспыхивало беспокойство. Он следил за каждым шагом гостя, то и дело выскакивая из лавки в комнаты. Он, должно быть, чувствовал что-то нечистое.

Фрау в подобных случаях отправляла сына со мной в лес. Карл пытался отказаться, упрямился, плаксиво кривя лицо. Между матерью и ребенком давно уже завязалась внутренняя борьба. Я прекрасно видел это и знал, в чем тут дело. Карл был еще не способен понять

всего и лишь смутно чувствовал своим детским сердцем что-то нехорошее. Эти неясные подозрения еще не нашли на его языке собственного названия, но они так и силились вырваться из его груди наружу.

Карл идет со мной в лес. Выйдя за село, он шагает рядом. Пройдя немного, мальчик завязывает разговор:

– Сталинград большой город?

– Большой, - отвечаю я.

– Красивый?

– Очень красивый.

– А ты там бывал?

– Я жил там...

Карлу хочется продолжить разговор, но я слишком плохо знаю по-немецки. Я и на эти-то вопросы ответил с трудом.

Карл замолкает. Мы входим в лес. Накладываем на тележку еловые ветви. На этот раз Карл помогает мне. До самого села он подталкивает тележку сзади. Войдя в село, мальчик со всех ног пускается домой. Ведь там фельдфебель... Я гляжу ему вслед и думаю: а все-таки будет когда-нибудь серьезный разговор между матерью и сыном. И тогда Карл либо вынудит мать порвать с фельдфебелем, либо навсегда отречется от нее. Для ребенка тут не может быть середины.

Однажды в обед, когда я вернулся из лесу, фрау Якоб торопливо позвала меня в дом. Лицо ее сияло радостью. По радио звучала какая-то бодрая мелодия. Это были обычные в Германии позывные перед передачей последних известий.

Фрау Якоб усадила меня, уткнув лицом в самый репродуктор.

– Слушай, сейчас скажут про падение Сталинграда, Сталинград капут! торжествующе произнесла она.

Я оцепенел, как будто мне сообщили о смерти моей матери.

Заговорил диктор. В его речи я понимал лишь слово "Сталинград".

Диктор закончил передачу. Я поднял глаза на фрау Якоб. Радость, только что сиявшая на ее лице, уже исчезла. Однако фрау постаралась скрыть свое смущение и сказала:

– Хойте Сталинград никс капут. Морген капут*.

_______________

* "Сегодня Сталинграду не конец. Завтра конец".

"Ага, значит, нынче не смогли, обещают завтра, а вчера тоже обещали "завтра", - подумал я и вышел во двор.

На следующий день в то же самое время фрау Якоб опять позвала меня в дом.

– Слушай, - буркнула она, ткнув в репродуктор.
– Сталинград капут!

Я выслушал сообщение. Но на этот раз диктор ни разу не произнес слова "Сталинград".

Я пристально посмотрел на фрау Якоб. Ее настроение явно испортилось. Поспешно схватив стакан, она накапала валерианки и так же поспешно выпила. Потом она глубоко вздохнула и приложила руку к сердцу.

В ее объяснениях я уже не нуждался. Все стало ясно. Столько валерианки попусту не пьют... Я это понимаю, фрау Якоб!..

– Хойте никс капут. Морген капут, - пробормотала она и ушла в свою комнату. Видимо, ее потянуло к подушке, чтобы успокоиться. Я же, выходя из дома, чувствовал себя другим человеком. Сердце во мне прыгало от радости, даже дух захватило. Хотелось кричать во весь голос:

– Сталинград жив! Слышите, Сталинград здравствует!

Через некоторое время по всей Германии прокатилась весть о разгроме гитлеровских войск под Сталинградом. Скрыть это от кого-либо невозможно. Рана врагу была нанесена под самое сердце. Удар, обрушившийся на фашистского зверя, заставил содрогнуться всю страну. Точно бомба разорвалась в каждом немецком доме. Немцы обозлились на нас пуще прежнего. В эти дни бургомистр ударил одного из своих работников-военнопленных черенком вил и переломил ему ребро; многие из нас возвращались с работы в синяках, несколько дней подряд нас почти не кормили. Хозяева срывали на нас зло за Сталинград.