Межесвет
Шрифт:
— Я видел тебя, — медленно произнес Касс.
Это стало для нее неожиданностью.
— Меня? — ошеломленно переспросила Летиция.
— Ты была… в клетке. Нас разделяла решетка. И все в тебе взывало ко мне: твои протянутые руки, полные слез глаза, дрожащие губы. Я должен был что-то дать тебе, и в тот момент я хотел этого, отдал бы тебе жизнь, но ничего не смог сделать. Я не знал, чего ты хочешь, а ты только и делала, что тянула руки и твердила мое имя. Это было… — Касс сделал паузу, — больно.
— Больно? — тихо отозвалась она. — Да ты едва меня знаешь.
Теперь Касс взглянул на Летицию по-другому. Его глаза были полны пламени. Он был в ярости, что она посмела обвинить его во лжи, еще и касательно такой потаенной вещи. Зачем ему врать? Сейчас, сидя напротив нее, юноша ровным счетом ничего не испытывал, если только считать 'ничем' слабый, далекий отзвук необъяснимого чувства, овладевшего им во сне. Это не была любовь, какой он ее помнил. Хотя, возможно, он никогда не любил Лу, если так легко от нее отказался. Она ведь тоже плакала при расставании, горестно и беззвучно, уткнувшись лицом в подол своего платья.
— Хватит, — сказал Касс, и его голос дрожал от гнева.
Этот внезапный всплеск эмоций заставил госпожу ди Рейз остро ощутить угрызения совести, смешанные с раздражением. Она ведь сама просила его рассказать, разве нет? Летиция попыталась хоть как-то загладить свою вину, хотя сильно сомневалась, что ей стоит это делать:
— Из-за чего ты вызвал его на дуэль? Своего друга?
Ей было невдомек, что она продолжает бередить ему душу, все ярче воскрешая в памяти события, о которых он не любил вспоминать. Касс сам не понимал, зачем заговорил об этом. Он увидел девушку улыбающейся во сне и подумал, что кто-то ждет ее за стенами убежища; человек, мысли о котором приносят ей радость. Наверное, он ей позавидовал.
— Сначала скажи мне свое имя. Я представился, но ты не ответила на любезность. Где тебя воспитывали? — От его прежней деликатности не осталось и следа. — В дремучем лесу?
— Я аристократка, — заявила Летиция, приосанившись. — Пусть тебе трудно в это поверить.
— Ты ведь не веришь, что я ведьмак? — парировал Касс.
Несколько секунд они сверлили друг друга взглядами.
— Ты забыл принести попить.
— Я жалею, что вообще стряпал для тебя.
— Это ты приготовил? — удивилась она.
Ему стало неловко.
— Ты была голодна, — попытался оправдаться юноша.
— Было вкусно, — сказала Летиция, с трудом ворочая языком. Она бессовестно лгала, так как в тот момент ей было все равно, чем набивать желудок. Вкуса она не чувствовала. — Спасибо. — Касс легонько пожал плечами в ответ, а тон ее речи стал поучительным: — Среди ведьм существует такое понятие, как тайна имени. Поэтому невежливо…
— Я спросил лично тебя, а не кого-то другого, — возразил Касс. — И открыл тебе свое.
— Ну и что? Может, я тебе не доверяю.
— Тебе придется.
Летиция хмуро сдвинула брови.
— Как это — придется?
Вдруг слева от нее раздалось короткое, но при этом весьма язвительное хихиканье. Девушка резко повернула голову и наткнулась взглядом на стену. Потом она убедилась, что никто не стоит у нее за спиной.
— Что это было? Чей-то смех.
— Я ничего не слышал, — отозвался Касс.
Летиция была уверена, что ей не почудилось. Она встала и обошла комнату в поисках того, что могло являться источником звука, но ничего подобного не обнаружила. Снова опустившись на стул, она провела пальцами по недовольным феям в его спинке. Они были холодными на ощупь и не подавали ни малейших признаков жизни.
— Хм, — задумчиво произнесла она.
Госпожа ди Рейз подняла взгляд на Касса, и он понял, что девушка не собирается сообщать ему свое имя, ни сейчас, ни когда-либо в дальнейшем. Он понятия не имел, почему она оказалась в его сне, почему просила о помощи, ведь они только что повстречались; но это тревожило его, как будто существовал лишь один конец нити, привязывающий его к Летиции, удивительно неотзывчивой и к тому же совершенно ему чужой.
— Ты думаешь, мне это по нраву? Что я хочу быть… — Жрица велела Кассу помалкивать, но если Летиция вздумает уйти, ему придется ждать еще неделю, месяц, год, а он так устал от ожидания. Он тяжело вздохнул, а затем промолвил: — Ты мне совсем не нравишься. У тебя дурной характер, а твоя внешность меня не волнует. Будь ты хоть самой отвратительной каргой во всем подлунье, — эти слова заставили Летицию приподняться со своего места, — я бы принял тебя такой, как ты есть.
— Давай, дружище! — подбодрил его кто-то. — Скажи ей все, что накипело!
Госпожа ди Рейз мгновенно позабыла об обиде и снова начала озираться.
— Убирайся, — прорычал Касс. — Не сейчас.
— Вот еще, — донеслось из зеркала на столе.
Отражение всколыхнулось, от центра зеркала разошлась круговая рябь, и оттуда вынырнула крохотная ножка, нащупывая опору. Летиция, приоткрыв рот, наблюдала за тем, как через оправу, словно через миниатюрный порожек, переступило существо ростом в пять или шесть дюймов, на ходу одергивающее свою ярко-красную курточку, которая была явно ему мала. Встретившись взглядом с широко раскрытыми глазами госпожи ди Рейз, оно покраснело и неловко пригладило пятерней свои встрепанные волосы.
— Что это? — с умилением спросила Летиция. — Гномик?
— Я бы попросил! — возопило уязвленное существо. Вся его застенчивость вмиг куда-то подевалась. — Гномик? Неслыханная дерзость! И не что, а кто, позволю заметить!
— Так что же ты? Вернее, кто?
Существо бросило многозначительный взгляд на Касса, затем скромно потупилось и стало топтаться на месте, поднимая пыль. Чихнуло. Снова одернуло курточку. Смешно пошевелило короткими ручками и недовольно сморщило нос. Кашлянуло несколько раз, привлекая внимание.
— Это Тот, — наконец сказал юноша. — Я его так назвал.
Карлик сложил руки на груди и деловито закивал. Летиция осторожно потрогала пальцем маленькую, словно шитую на куклу, курточку. Ткань была шершавой и оказалась согрета теплом крошечного тела. Касс при виде ее искреннего интереса к Тоту, которого он считал весьма наглым, невоспитанным троллем, немного оттаял.
— Я не знаю, кто он, — молвил Касс. — А он сам не говорит. Он живет по ту сторону зеркала, и он мой…
— Верный друг и союзник, — закончил за него Тот. — Как там говорится у вас, людей, — пока смерть не разлучит нас.