Межесвет
Шрифт:
— Забирайся в клетку, — велел старик.
— О Богиня, Гэб, — закатил глаза молодой экзалтор. — Не гони волну. Дай девчонке оттянуться.
— С вами оттянешься, — буркнула Летиция себе под нос.
— Молчать! — рявкнул Гэб. — Правила есть правила.
Он сунул ружье под мышку и схватил девушку за локоть. Скрепя сердце Летиция разрешила подвести себя к клетке. Гэб подозвал мальчика, чтобы тот помог ему собрать и закрыть передвижную тюрьму. Как только они вознамерились набросить на клеть лоскут светонепроницаемой ткани, Летиция хотела запротестовать, но гильдейская ведьма ее опередила:
— Ожидание будет долгим. Оставьте как есть.
Старик и мальчик опустили руки и воззрились на нее.
— Ифа, это не… — начал Гэб.
— Оставьте, — резко повторила ведьма. Видно, не привыкла, чтобы ей перечили. — Идите и займитесь чем-нибудь. Примелькались уже.
— Можно мне отлить? — спросил мальчик.
Летиция фыркнула, и он покраснел. Не исключено, что ребенок все еще находился на стадии обучения, и ведьма отвечала за каждый его шаг. В ее голосе не было ни капли веселья, когда она давала свое разрешение на столь тривиальную процедуру.
— Да, Бастьен, можно.
Мальчик углубился в лес, старик и молодой экзалтор сели в сторонке, расстелили на траве тряпку и принялись играть в кости. Заняться им было решительно нечем. Ведьма стояла к Летиции спиной, сложив на груди руки.
— Я знаю твое имя.
— И что же? — спросила Ифа. — Напишешь его кровью на клочке бумаги и проклянешь меня? — Она усмехнулась, затем вдруг посерьезнела: — Они воруют наши настоящие имена и взамен дают другие. Но даже этими фальшивыми именами нам не позволено делиться. — Бросив короткий взгляд на двух экзалторов, поглощенных игрой, Ифа обернулась к Летиции и присела на корточки. — Это мои люди, и я им доверяю. А ты доверяешь мне, Летиция ди Рейз? Ведь я знаю о тебе намного больше. Это имя дала тебе мать. Или, может, твой отец?
Это было похоже на уловку. Летиция осторожно поинтересовалась:
— Тебе известно что-то о моей семье?
Ифа кивнула.
— Мне известно почти все, что касается твоей персоны. Я изучала тебя. — Она стала перечислять, загибая пальцы: — Раз. Особняк ди Рейзов стоит на вершине утеса в городке под названием Сильдер Рок. Два. Вы практически отрезаны от внешнего мира за счет Белых гор и двух мостов из кресета, на которые не ступит ни падший, ни колдунья: все те, кто носит в себе колдовство. Три. Ты живешь с отцом, у тебя есть сестра, мать вас давно бросила. Четыре. Тебя укусил ликантроп. Пять. Ты была в Лете. Шесть. Ты — аномалия. Семь…
— Постой, постой, — остановила ее Летиция. Она помедлила, подбирая слова. Не то чтобы она собиралась довериться малознакомой колдунье, скорее, девушка чувствовала, что Ифа не станет врать. В крайнем случае, промолчит. — Я слышала это раньше. Мирцея сказала, что колдовство у меня в крови, но мне как-то не верится.
Ифа оплела пальцами прутья, приблизила лицо.
— Природа твоего отклонения такова: в тебе есть Мана. Но мы не рождаемся ведьмами, мы становимся ими. Темное искусство входит в наши тела во время Вспышки, и это не то, от чего можно отречься. У тебя не было Вспышки, но ты используешь предметы силы. Как? Представь, что единица Маны — это натянутая струна. Когда все струны рвутся, мы падаем. Думаю, мне не стоит рассказывать, что такое Падение?
Летиции стало так горько, что она едва не заплакала. Никто не объяснял ей этого. Никто не говорил с ней по душам. Они просто забрали ее имя и выдали ей алый плащ. Ифа тоже принадлежала к Гильдии, как Алия-Аллор или Лайя-Элейна, но, в отличие от Вираго, охотно делилась информацией.
— После Падения наши тела теряют человеческий облик, — продолжила Ифа, — всецело или какую-то его часть. Наша личность… подвергается разложению. Мы изменяемся, и зачастую эти изменения имеют разрушительные свойства. Это не есть хорошо. Это зло.
— Я понимаю, — выдохнула Летиция.
— В нормальном, привычном состоянии Мана-струны неподвижны. Со временем они истончаются и начинают поскрипывать, как плохо смазанные дверные петли. Не в буквальном смысле, конечно. Чем больше колдуешь, тем быстрее они изнашиваются. Поэтому иногда ведьмам нужно отдыхать, впадать в спячку, заново искать нужное звучание.
— У меня голова идет кругом, — призналась девушка.
Бастьен вернулся из лесного сумрака и присоединился к играющим. Похоже, он не был знаком с правилами, и молодой экзалтор принялся ему что-то рьяно объяснять. На шептавшихся женщин они не обращали внимания, и Летиция поняла, что Ифа обладает неограниченными полномочиями по отношению к своей пленнице. Сердце девушки мучительно сжалось. Может, Ифа ее отпустит?
— Но ты — другое дело. При контакте с чем-то инородным твои Мана-струны резонируют, и благодаря этому ты обретаешь новую способность. Летиция, фактически ты не ведьма. Почему ты не стала волчицей? Почему тебя облекает спектра? Ответ один: ты аномалия.
— Я порезалась спектральным кинжалом, — вспомнила Летиция. — Тогда, в Башне, после того как проснулась. Но кто ты? Откуда ты все знаешь? Я ни за что не поверю, что ты одна из рядовых ведьм.
Ифа выпрямилась, по губам скользнула тень улыбки.
— Может быть, я не та, за кого себя выдаю.
Летиция немного поколебалась.
— Отпусти меня.
— Ты ни о чем не забыла? — вскинула брови Ифа. — Тебя преследует Охотник, а я забочусь о твоей сохранности. В клети тебе будет лучше, чем где-либо еще.
Она собиралась отойти, но девушка остановила ее:
— Скажи мне еще кое-что. — Летиция долго собиралась с мыслями, но ей позарез надо было это узнать. Ифа терпеливо ждала. — Ланн действительно послал за мной? Как будто я… — Она не договорила.
— Какой ответ ты хочешь услышать?
Летиция вздохнула. Она тосковала по Ланну, ей до безумия хотелось его увидеть, но мысль о том, что ее доставят к любимому силой, вызывала у нее одно негодование. В конце концов, она не его собственность. И Касс… что с ним будет теперь? Она должна как можно быстрее найти зеркало и связаться с Тотом и Эри.
Свет дня померк, на землю опустились сумерки, а Марис все не возвращался. Летиция сидела в клетке, обхватив колени, и предавалась горестным размышлениям. Бастьен спал, свернувшись калачиком на траве, второй молодой экзалтор клевал носом, опираясь спиной на дерево, и только старик глядел в оба, стоя посреди дороги уже битый час.