Мгла

Барановская Юлия Александровна

— Вира — Вира, успокойся. — Ласково произнес мой самозваный рыцарь, склоняясь ко мне так, чтобы наши глаза оказались близко, а в следующее мгновение теплые губы коснулись моего лба осторожным, но в тоже время каким-то хозяйским поцелуем. — Мы знаем, мы это знаем… — Прошептал он, заглядывая в мои растерянно округлившиеся глаза. — И Светоч не смеется над тобой — мы действительно все исправим.

— Исправим? — Не осознавая того, я коснулась лба, нервно потерла его там, где его коснулись мягкие губы рыжего графа, медленно опустив ослабевшую руку, лишь когда мои глаза повстречались с его тяжелым, немигающим взглядом.

— Дальше тебе Свет расскажет, — бросил он, отходя к моей, беспокойной озирающейся кобыле, не видя, как я молча протягиваю к нем руку.

— Зак… — беспомощно прошептала я, ему в спину, но тот даже не обернулся, не услышав или не захотев услышать моего зова, на который откликнулся его

беловолосый брат.

— Не грусти, Вира. — Сказал он, осторожно сжимая мои пальцы в собственных теплых, успокаивающе надежных ладонях. — Я и не думал насмехаться. Просто — забыл, какой ты еще ребенок. Милая моя, поверь, в том, что ты не помнишь, как пролетели эти дни, нет твоей вины. Для тебя они действительно пролетели, быстрее иной стрелы. Впрочем, подробнее об этом я расскажу тебе по дороге — задержавшись в этом месте, мы рискуем выбраться из леса через пару столетий с момента охоты. Кстати, лису мы так и не затравили — словно сквозь землю провалилась. Зато жертвой твоей кровожадной Элоизы пал олень. Когда мы заметили твою пропажу, она как раз требовала, чтобы голову несчастного животного повесили в зале славы. — С этими словами молодой мужчина обхватил меня за талию, без труда водружая меня в седло; придирчиво оглядел мою растерянную фигуру, и легко вскочив в седло, решительно завладел поводьями. А затем, предусмотрительно велев мне держаться за луку седла и наклониться пониже, направил наших лошадей вперед, без труда находя дорогу среди кажущегося непролазным бурелома.

— Не знаю, известно ли об этом тебе, но в незапамятные времена место, где сейчас стоит твой дом, занимала величественная крепость Глория. То были страшные времена — люди враждовали с пришельцами подземного мира, кровь лилась рекой, и если бы кто-то увидел землю, он бы осознал, что она красна, как капли, что вытекали из усеивающих её тел. Люди умирали не десятками — сотнями. А твари, все наступали. Тогда самый первый барон де Элер призвал на помощь богов, и они откликнулись на его зов, снизошли со своих тронов и остановили кровопролитие. Крикнул Старший — отозвалась земля, ударил по ней мечом его брат — разверзлась, а как повел рукой средний бог — заросли раны, тех, кого еще можно было спасти, а по велению младшего встали мертвые. Долгой была битва, но победили люди. А боги изгнали темных тварей за пределы. Да земля на месте побоища была мертвой. Увидела это их младшая сестричка, юная богиня, зарыдала. И там, где падали её слезы вырастали деревья, и земля чернела, покрываясь белыми цветами. И осыпались пеплом порождения её брата, находя покой, и поднимались из него те, кто не боялся вечности, становясь теми, кого называют духами. Они стали вечными стражами леса, такого же необычного, как и его создатели. В нем переплетена сила всех богов, и здесь не властны мирские законы. Если бы ты побывала на южной оконечности этого леса, то знала бы, что близлежащие селения полны историй, где из леса выходят невероятные существа, а человек, вошедший в него в определенном месте — выходит спустя десятилетия, не изменившись ни на час… Так что, вполне возможно, что сквозь такое место проскакала и ты. В таком случае, нам крупно повезло — не думаю, что вы, моя нежная леди, обратили бы внимание на двух разваливающихся от древности старцев, уверяющих вас, что они-де ваши друзья и пылкие защитники. — Со смешком закончил Светоч, меж делом придерживая мохнатые ветви перед мордой моей кобылы.

Я же тряхнула головой и спросила, прогоняя наваждение:

— Так это правда? Легенды не лгут?

В душе моей разгоралась надежда, и я была готова поверить и в самые безумные истории сумасбродных графов.

— Легенды никогда не лгут, просто многое скрывают, — с улыбкой откликнулся беловолосый, на миг обернувшись к окрыленной его словами мне. — Главное, уметь проникнуть в эту тайну. Разве никогда не слышала ты историй о крылатых человечках, что жгут костры сна лесных полянах, уводящих неосторожных путников под землю? Не пугали тебя историями о заснувших на века царевнах и говорящих зверях? Проблема в том, что мы верим в сказки лишь до тех пор, пока не оказываемся их героями, готовые признаться в собственном безумии даже самим себе, лишь бы не верить, что рядом есть что-то сокрытое от большинства людей… Разве не поэтому оттолкнула ты моего рыжего братца, а затем и меня? Впрочем, хватит об этом, — обернувшись ко мне и заметив ярко горящие пунцовым светом щеки, вздохнул он и продолжил, повергая меня во все больший испуг: — Вернемся к нашей истории. Мертвые обрели покой, но безутешны были выжившие — слишком многое увидели слабые человеческие глаза. И тогда богиня порвала свои любимые бусы, разбросав по земле жемчужины, обернувшиеся белыми камнями, а из-под них забили черные реки, водой которых стала нить, связывающая жемчуга. И те, кто утолял жажду этой водой, забывали все горести и печали, всё, что причиняло боль… Позже, во времена зарождения единоверия камни эти стали называться бесовыми, а вода — ведьминой. Но главное то, что как их не называй, но четыре таких камня таятся в этом лесу, и к одному из них мы и едем. — Буднично закончил граф, нарушив все очарование своей речи. В те минуты он казался почти всемогущим. Волшебником из тех же легенд. Но последние его слова, подействовали, словно ушат холодной воды:

— Ты хочешь добыть черную воду? — Ужаснулась я, едва не выпав из седла, но была подхвачена безмолвным Заком, торопливо подхватившим меня поперек талии и помогшим удержаться в седле. — Но зачем она нам? Если я не безумна, то нет нужды пить её…

— Тебе, — выделил это слово голосом Светоч. — Действительно, незачем. — А вот твоим уважаемым родителям и не менее уважаемым гостям — не помешает. Подмешаем в вино, и дело с концом. — Развил свою мысль беловолосый авантюрист, уверенно петляя среди непролазной чащобы.

Незаметно десятки полусгнивших и изъеденных жуками стволов сменились мягкой подстилкой из старой, многолетней желтой хвои, мягко шуршащей под копытами лошадей. Кони брели неторопливо, высоко поднимая ноги, боясь зацепиться за узловатые корни исполинских сосен. В воздухе клубился полупрозрачный бледно-белый туман, но сам он был так чист, что казалось, только не звенел под осторожными поцелуями редких солнечных лучей, теряющихся в бесконечной зелени раскидистых сосновых лап, качающихся над нашими головами. Извернувшись и почти встав в седле, Светоч умудрился сорвать теплую и колючую шишку, гордо врученную успокоившейся и с интересом оглядывающейся мне. Надо признать, я была очарованна этим местом. Испугана и покорена.

Так же, как и теми, кто завлек меня сюда.

Пару раз мне казалось, что среди мрака древнего места мелькали размытые тени, и тогда мне чудилось, что древние стражи, созданные богиней, наблюдают за нами — потомками тех, кто мстил за их гибель и оплакивал вечное прощание. Я оглядывалась, чудом не выпадая из седла, но хранила молчание, опасаясь потревожить мрачную тишину удивительного места. Пока углубившийся в какие-то неизвестные мне размышления Светоч не оглянулся, строго погрозив мне указательным пальцем и шикнув, не повышая, впрочем, голоса:

— Упадешь.

Я лишь смущенно зарделась, однако перестала рисковать собственной шеей — лишь оглядывалась вокруг, вдыхая свежий, неожиданно чистый воздух. Иногда, отрываясь от древних, почерневших от времени стволов и переплетений корней мой взгляд падал на хмурого Зака. Тот ехал молча, неотрывно разглядывая собственные поводья, вызывая смутную до конца не оформившуюся, но уже ощутимую тревогу в моей душе. Я чувствовала, что каким-то образом мне удалось задеть чувства рыжеволосого, но не зная, что именно так расстроило и обидело графа, не могла понять за что извиняться. Однако выражение такого доброго прежде лица вызывало внутреннюю дрожь и вскоре, не выдержавшая я оглянулась назад, собираясь спросить, чем так обидела своего рыжего друга. Но не успела я и рта раскрыть, как моя кобыла взвилась на дыбы, отчаянно забив по воздуху широкими копытами.

Резко обернувшийся Светоч рванул поводья, а руки Зака вновь подхватили испуганно взвизгнувшую меня.

— Прибыли. — Уверено заявил Светоч, удерживая на месте мою, словно обезумившую кобылу. — Зак, возьми лошадь, я пойду к источнику.

С этими словами беловолосый легко спешился, бросил поводья осторожно опустившему меня на землю брату и зашагал вперед, не обращая внимания на неловко затоптавшуюся на месте меня.

Осторожность боролась с любопытством, явно проигрывая последнему, а потому все ещё не пришедшая в себя после экзерсиса вредного животного я, торопливо подобрала потрепанные края когда-то красивой юбки и заспешила следом за беловолосым графом, спотыкаясь и цепляясь ногами об гигантские корни.

А Светоч шагал вперед, словно перестав замечать что-либо на своем пути, уверено ступая в неизвестность — так казалось мне, пока в просвете между двумя, причудливо изогнутыми стволами деревьев не мелькнула белая колонна, а затем еще и еще одна.

Не прошло и пары секунд, как мы оказались на круглой белокаменной площадке, в центре которой сверкало антрацитовой гладью черное пятно при ближайшем рассмотрении оказавшееся поверхностью широкого, окруженного перламутровыми камнями колодца.

Я нерешительно остановилась у одной из колон, вцепившись в холодный, потрескавшийся от времени камень, а беловолосый граф уверено направился к колодцу, со звериной грацией опустившись на корточки возле колодца. Мягко коснулся пошедшей кругами воды, извлек откуда-то вместительную флягу… а в следующее мгновение заброшенный круг потряс звериный рык, заставивший задрожать меня, но ничуть не впечатливший беловолосого.