Мичуринский проспект
Шрифт:
На борьбу со скукой к нам часто приходили офицеры и тратили наше время с пользой -- на уборку прилегающих территорий. Кто-то мыл полы, кто-то лестницу. Раз в неделю мы ходили на улицу и убирались там. За каждым первым курсом закреплялся определенный участок: кто-то убирал под общежитием, кто-то газон, прилегающий к спортивному корпусу и к дому культуру. Может показаться, что под общежитием мусору неоткуда взяться -- ведь убираются сами курсанты или их товарищи. Однако всем насрать на товарищество -- народ выкидывал мусор прямо из окон. Тому способствовал сломанный, казалось с самой своей установки, мусоропровод. Атмосфера разрухи и запустения распространялась и за стены моего учебного заведения и оканчивалась за забором. Хотя и там, на свободе,
Целыми днями мы просто просиживали казенные штаны на парах. Большая часть преподавателей мало чем отличалась от слушателей -- им тоже на все насрать. Они, зачастую, даже не знали своего предмета. Многие из них просто приходили на пары и рассказывали нам истории из жизни.
Случались и приятные исключения. Один из наших лекторов обладал просто феноменальной памятью, ораторским талантом и энциклопедическими знаниями. Как часто случается с незаурядным людьми вид он имел комичный -- огромный и широкоплечий, посмеивающийся, в неизменно коротких штанах. Зато его лекции приятно было слушать и записывать. На каждое новое занятие он приходил и спрашивал у аудитории -- на какой фразе мы закончили? Ему называли последнее предложение, записанное в тетрадке, и он начинал говорить. Говорил полтора часа. И никто даже и не думал отвлекаться ни на что. Всего он преподавал около семи разных предметов. И все таким вот образом.
По сути, единственным предметом, который действительно нужно было учить -- это иностранный язык. Мне, например, достался один из самых простых европейских языков -- испанский, однако им заведовала самая суровая кафедра. Это я познал эмпирически, совместно с моими однокурсниками, в процессе обучения. Делать задания по иностранному языку приходилось просто потому, что по языку нам каждый день что-то задавали. По другим предметам заданий не было в принципе, просто приходишь на семинар и отвечаешь на заданные вопросы. Успевай только в учебнике находить. Также всем преподавателям, кроме языковых было наплевать, присутствуешь ты на паре или нет. Любой предмет можно подготовить за три дня перед экзаменом. На занятиях по иностранному языку нужно каждый раз говорить на определенную тему, а без подготовки это непросто. Несмотря на жесткие требования и сотни академических часов в семестр, мало кто из моих однокурсников хорошо освоил эту дисциплину. А тем, кто освоил, он совсем не понадобился после распределения.
6.
Парко-хозяйственный день у нас проводился по понедельникам, после занятий. На это мероприятие в полном составе мы выходили раза три от силы. С третьего раза самые прошаренные уже стали всеми правдами и неправдами от этих работ косить. Позволить себе не явиться на данное мероприятие могли не самые хитрые, а самые авторитетные. Руслан, например, не ходил на уборку, просто потому, что был самым здоровым на курсе и ни командир группы, ни старшина не могли на него повлиять никаким образом. Ехали домой и шли в общагу также друзья Чачи. Всем остальным приходилось выходить. У меня же, как у человека, у которого не заладились отношения со всеми, в том числе и Чачей, шансов откосить не имелось в принципе. И если оставшемуся, не привилегированному большинству можно было не явиться по какой-либо причине раз в месяц, то мне нет.
Такое состояние дел меня совсем не устраивало. Убирать говно в свое свободное время претило моим амбициям, ведь в шесть лет я хотел стать миллионером, а когда в старшей школе открыл для себя панк музыку -- рок звездой. Меня тошнило от образа жизни моих родителей, от их маленьких обывательских радостей, от их дачи и телевизора. От их непонятной работы. От их жалкой, обычной судьбы. Мне мерещилось, что сразу по окончании школы, я со своей группой поеду в турне. Пусть даже по России, на поезде плацкартом, но в каждом городе нас будут встречать толпы фанаток, вино и трава. Все будет круто. И, что самое главное, не серо, не заунывно. Не обыденно.
У меня толком не выходило рубить по струнам, а у моего одноклассника Андрея -- петь. В итоге мы решили работать в связке. Затея эта была изначально обречена на провал, ведь нас объединяло не наличие талантов в какой-то области, а их отсутствие. Кроме того, наши музыкальные предпочтения не совпадали: мне нравилась тяжелая и быстрая музыка, ему -- унылый русский рок. Возможно, и русский рок ему толком не нравился, просто его было куда проще сыграть. Каждый раз, когда я просил его выдать тяжелый и крутой риф, он говорил, что у него не получается. Поэтому мы, в основном, играли каверы на песни отечественных рокеров, а то, что пытались писать сами, походило то ли на Чижа, то ли на Чайф.
Но нас это не останавливало. Нас вообще мало что останавливало. Ни у кого из моих знакомых, например, не было дома ударной установки. Потому найти толкового барабанщика, который мог бы играть даже самые примитивные вещи не выходило. Поэтому решили взять знакомого. Им оказался мой дачный собутыльник, сын директора банка.
В то время в Москве было много репетиционных баз. В основном они располагались на заброшенных заводах, в гаражах и подвалах. Оборудование ничуть не резонировало с обстановкой -- вдоль несущих плакатов стояли убитые усилки, а на пьедестале -- убитая ударная установка без железа. Зачастую и без пластика. По большому счету, ради этой установки большинство ребят и собиралось. Трудно ведь в старших классах школы понять, что требуется для функционирования музыкального коллектива, еще трудней попадать в ноты... Но кого заботят такие мелочи, когда есть барабаны?
Когда на первой репетиции мой дачный собутыльник впервые сел за установку, не понимал, зачем нужна бас-бочка и отказывался по ней бить. А может не понимал, как это делать. Но, это мелочи. Главное нам понравилось и получалось громко. Дальше этого уровня мы так и не ушли, разве что к нам пришел новый ударник, который выстукивал ногой бас-партии, в основном мимо, но все же.
Помимо такого нужного и, как выяснилось, редкого навыка, новичок на фоне остальных участников коллектива он выделялся тем, что был мажором, и у него была своя ударная установка дома. В нашей стране купить установку ребенку могут очень немногие. Его отец в молодости тоже играл, был лабухом, играл на ударных. А потом он зачем-то устроил себе карьеру и стал заместителем генерального директора какой-то крупной организации, какой именно организации я не в курсе, просто потому, что не вдавался в подробности.
Сына заместитель главного директора назвал Георгием, а тот, в свою очередь, представлялся Герой. К тому моменту я знал трех Георгиев и все они упорно предпочитали разные сокращения своего имени, другие интерпретации своего имени принимая за оскорбление. Второй, например, представлялся Гошей, а третий Жорой.
С Герой я знакомился два раза, и, как это обычно бывает в таких редких случаях, знакомство получилось продуктивным. В первый раз мы встретились с ним в детском лагере. Мы поехали туда на весенние каникулы и попали в разные отряды, и, как и все подростки тринадцати-четырнадцати лет, мы думали только об одном -- о девочках.
В тринадцать, благодаря порнографии, ты изучаешь теорию секса в совершенстве, но без практики такие теории не стоят ничего, ведь ты даже не знаешь с чего начинать. И мы, так само собой вышло, начали с ненависти между отрядами, вполне возможно такое поведение представляло из себя ничто иное, как бессознательную попытку привлечения внимания прекрасного пола. А может -- просто буйство гормонов. С другой стороны -- какая разница? Просто в тот раз с Герой мы не подружились, так как являлись представителями враждебно настроенных социальных групп. Я даже не запомнил его имени тогда.