Миг и вечность. История одной жизни и наблюдения за жизнью всего человечества. Том 3. Часть 5. За Великой Китайской стеной

Бажанов Евгений Александрович

Назвал цену: за кусок чуть ли не полдоллара. В конце концов уговорили старшего пустить нас за столик.

– Ждите официантку, – небрежно бросил он.

Мы садимся за стол и ждем. Первые минут пятнадцать ничего не происходит. Тем временем в ресторане появляются другие клиенты, граждане разных стран. После долгого интервала официантка начинает принимать заказы у всех подряд и на любые блюда. Что люди ни просят, все, оказывается, можно. Кроме, как выясняется, риса. Наташа идет к старшему. Безрезультатно. Все есть, а рис отсутствует.

Но вот приносят заказанное, в том числе рис, который официантка молча, без объяснений, ставит на стол. Едим. Угощения невкусные,

еле теплые. В мясном блюде только два кусочка мяса, остальное – трава. Перед уходом просим продать бутылку пива, ящики с которым расставлены повсюду. Нельзя, только на следующее утро.

Завтракаем утром с почти горячим пивом. Порции еще хуже, чем вчера – мясо вообще отсутствует, один полузастывший жир. Интересуемся, почему в блюдах не видно мяса в отличие от ужина накануне. Официантка дает разъяснения: другой рецепт. А за соседним столом проводник, русский парень Толя, уплетает аппетитные куски мяса. У него блат, у нас нет, как нет его и у других пассажиров. Ресторанная бригада и их кормит жиром и так же, как нам, хамит. Основная мысль тружеников сервиса: не нравится еда? Ну и убирайтесь отсюда!

Наблюдать такое поведение было особенно любопытно, поскольку до этого на внутренних железнодорожных линиях КНР я встречался с перекосом в обслуживании иностранцев в противоположную сторону – раболепием.

В 1982 году мы путешествовали с коллегой-дипломатом по северо-западу Китая. В купе вошел человек в форме и поинтересовался, не желаем ли мы пообедать. Получив утвердительный ответ, дал сигнал следовать за ним. Входим в вагон-ресторан. Он полон с аппетитом обедающих китайских граждан. Сопровождающий громко скомандовал: «Прекратите есть и покиньте помещение!». Народ в панике, прихватывая, что удастся, повалил вон. Ресторан опустел. Официанты сгребли остатки еды с одного из столов и усадили за него нас. И вот мы, два молодых советских дипломата, смущаясь, отобедали в гордом одиночестве. Прогнанные китайские граждане дожидались в соседних тамбурах возможности возобновить трапезу после нашего ухода.

Это путешествие вообще запомнилось. Выехали на вокзал вместе с женами. Стемнело, Пекин постепенно отходил ко сну. Но на привокзальной площади, как всегда, людно и шумно. В бакалейных лавках, закусочных и универмагах толпился приезжий люд, в основном крестьяне в потрепанных ватниках, стремящиеся побольше урвать в столице.

Отыскали наш состав, мягкий вагон, четырехместное купе. В купе довольно нарядно: узорчатые занавески на окнах, цветок в горшке, сиденья покрыты белой тканью. Впечатление портил, правда, пассажир-китаец, который сидел на нижней полке и нещадно дымил сигаретой. Сизое облако заволакивало все воздушное пространство.

Мы вышли на перрон, и Наташа принялась сетовать: как же, мол, ехать в таких условиях? Можно задохнуться. Но тут наше внимание привлекла потасовка у соседнего плацкартного вагона. Большое число китайцев пыталось одновременно втиснуться в него. Очередь в Поднебесной соблюдать не умеют. Вот и сейчас посадка напоминала рукопашный бой. Дрались молча, сосредоточенно, с помощью сеток и сумок, заполненных печеньем, сладкими булками, бананами, мандаринами.

В плацкартных вагонах условия спартанские. По три полки с каждой стороны, свет еле тлеет. В составе, несмотря на то, что он дальнего следования, есть и сидячие вагоны, как в наших электричках.

Поезд тронулся строго по расписанию. И, удивительное дело, на протяжении всего нашего путешествия поезда вовремя отправлялись и без опозданий прибывали к месту назначения. Если они и запаздывали, то максимум на десять-пятнадцать минут.

Не успел состав покинуть пределы Пекина,

как заработало внутреннее радио. Одна за другой последовали просьбы, предостережения, требования. В Китае всегда так: в любом общественном месте обязательно есть громкоговоритель и с его помощью непременно пытаются воспитывать публику. По поездному радио было предложено не плевать на пол. Плеваться и харкать – национальная китайская привычка, ликвидировать ее сложно, она с тысячелетним стажем. Борются с ней обычно путем расстановки повсюду, в том числе и на улицах, плевательниц. Даже принимая иностранных гостей, лидеры КНР предпочитают иметь рядом с собой сосуд для плевания.

Следующее объявление – еще более шокирующее для того, кто не привык к Китаю. Диктор попросил пассажиров пользоваться туалетом, а не справлять естественные потребности где и как попало. Было подчеркнуто, что это особенно относится к детям. Пассажиров просили также не распевать «произвольно» песни, не стряхивать пепел на пол, экономить воду. Прозвучала рекомендация не оставлять вещи без присмотра и не доверять их охрану незнакомым лицам.

Были сообщены подробные данные о бригаде, обслуживающей поезд, о том, что где в составе находится, о маршруте и много всякой всячины. И лишь спустя полчаса из радиорепродукторов послышалась музыка. Проводник принес термос с кипятком, две чашки с крышками, два пакетика с чаем. Эта процедура затем повторялась во всех поездах, на которых нам довелось путешествовать. То же самое происходило и в гостиницах: утром и вечером по термосу с кипятком. Традиция неплохая.

Вернемся, однако, в май 1985 года в поезд Пекин – Москва. Если китайский вагон-ресторан оставил тягостное впечатление, то поведение чиновников на пограничной станции Маньчжурия в очередной раз было безупречным.

Еще до прибытия на эту станцию мы познакомились с американцем из соседнего купе, Деннисом О’Лири. Он рассказал, что объездил полмира. Как правило, пользуется автостопом, проживает в дешевых ночлежках. Теперь вот решил посмотреть Советский Союз. Выяснилось, что у нас дикарем не попутешествуешь. Надо все делать через «Интурист», по заоблачным ставкам. При этом «Интурист» еще и навязывает маршрут путешествия. Деннис намеревался посетить Москву и Ленинград. Его обязали, кроме того, провести два дня в Иркутске.

Американец жаловался, что боится наших таможенников. Его предупредили, что нельзя ввозить книги, периодику и видеокассеты, в том числе диснеевские фильмы. Мы успокаивали парня, убеждали, что советская таможня хорошая, гуманная и гибкая. Деннис кивал головой: «Понятно, понятно. Просто я, увы, воспитан на стереотипах холодной войны». Тем не менее мы взяли у него журналы «Ньюсуик» и «Тайм» на хранение (чтобы вернуть после Забайкальска).

И вот Забайкальск. Офицер-пограничник, после длительного изучения паспорта О’Лири, сурово скомандовал его обладателю следовать к выходу. Состав не доехал до перрона с полкилометра, и на глазах у всех пассажиров вооруженный конвой повел соседа по шпалам к зданию вокзала.

Позднее, во время прогулки, мы видели американца сидящим под охраной у двери комендатуры. А затем ждали его в поезде, отход которого откладывался и откладывался. Вернулся попутчик бледный и дрожащий словно осиновый лист.

Как выяснилось, советское консульство за рубежом, не учтя изменений в летнем железнодорожном расписании, проштемпелевало дату въезда в страну днем позднее, чем это фактически имело место. На данной пограничной станции такое случалось и раньше. И тем не менее к пострадавшему отнеслись, как к опасному преступнику. Во время следствия не разрешили даже воспользоваться туалетом.