Михаил Шолохов в воспоминаниях, дневниках, письмах и статьях современников. Книга 1. 1905–1941 гг.
Шрифт:
В Займище я нашел самое глухое место. Залез на вершину стога сена, закопался и решил там скрываться как можно больше, т. е. насколько мне хватит моего запаса пищи, пищи у меня было: две маленькие булочки, грамм 300 сыру и бутылка вина рислинг. Свой запас я разделил на 10 дней. На каждый день мне полагалось кусочек булочки, кусочек сыру и несколько глотков вина. И так я стал жить в «новой квартире».
Гречухин знал, что я за одну ночь далеко уйти не мог, поэтому он меня ищет везде: и на железной дороге, и на хуторах, и на станциях, расположенных около Ростова.
После 10 дней «проживания» моего в стогу я должен перейти с Ростовской области на территорию Украины, где меня не должны искать, а оттуда уехать в Москву.
Просидел я в стогу не 10 дней, а только 9 дней. Весь запас питания был израсходован. Без пищи я мог еще сидеть, но без воды я дальше сидеть не мог, и я решил выходить из «подполья». Ночью, когда я спустился со стога, у меня было сильное головокружение. За это время я ослаб и чувствовал себя очень плохо. Но смерть, подсиживающая меня каждую минуту, и борьба за существование вливали в меня новую струю бодрости, и я отправился в путь на Украину по дороге, которую окружали с обеих сторон густые высокие камыши.
Пройдя километра три, вдруг услышал позади шум автомашины и полосы света. Сейчас трудно передать мое волнение. Я быстро, сколько хватило сил, свернул с дороги и пошел в камыши. Машина быстро подошла ко мне и остановилась напротив меня. Неужели меня обнаружили люди Гречухина и устроили погоню за мной? Не может быть этого. Если бы они знали, что я нахожусь в стогу, они меня могли там взять. За время моего «проживания» в стогу я не видел ни одного человека около стога. После таких размышлений я сам себя успокоил, но несмотря на это весь дрожал. Или от того, что я ослаб, или от того, что опять надо мной нависла угроза смерти. Сквозь камыш я стал внимательно смотреть, что делается около машины. Мною было установлено, что автомашина грузовая полуторка, около машины ходит один шофер, который начал качать насосом. Прошло несколько минут. Я думал: «Что мне делать? Ведь я ослаб сильно. До Украины идти я буду долго. К тому же в жилые пункты заходить не могу, и дойду ли я благополучно или свалюсь и попаду в руки Гречухина?» Я твердо убедился, что машина шла не за мной, а это получилась случайная встреча с ней, и я принимаю решение после долгих колебаний просить шофера подвезти меня.
Подойдя к шоферу, я спросил у него: «Откуда он едет и куда?» Из его рассказа я узнал, что он работает в совхозе, который расположен около станции Глубокая. Ездил в Ростов по делам, а из Ростова он заезжал в станицу Ольгинскую к своему другу, с которым он служил вместе в Красной армии. После этого рассказа я немного успокоился, и все мои подозрения рассеялись. Обращаясь к шоферу, я ему рассказал выдуманную мною версию: «Я прошу Вас, товарищ, подвезите меня до станции Изварино. Это будет не так уж большой круг. Со станции Изварино Вы можете через Гундоровскую станицу проехать в свой совхоз. У меня умерла мать в Луганске, поэтому мне нужно как можно скорее доехать до Луганска и успеть на ее похороны (мать моя умерла, когда мне было 8 лет), что будет стоить, я Вам за это заплачу». – «Да! У Вас такое большое горе и не оказать Вам помощь – это не быть человеком. Что же, я Вас подвезу до станции Изварино». Я был этому очень рад. Я сказал, что «знаю самый короткий путь до Изварино, Вам буду показывать его». Мы поехали так, чтобы не заезжать в населенные пункты. Это было для меня очень важно.
Переехав на территорию Украины, я почувствовал себя лучше, но вдруг навстречу нам идет легковая автомашина. Я сильно волновался до тех пор, пока она не проехала мимо нас. Шофер благополучно довез меня до станции Изварино, откуда я выехал поездом в Луганск, а из Луганска в Москву.
Приехав в Москву, я думал: «Где мне жить?» Знакомых нет. Жить в гостинице опасно, да и денег у меня маловато. Решил на ночь выезжать за город в лес и там ночевать. Спал я на сосновых ветках (стог переменил на сосновые ветки). В Москве вел себя как заяц. И тут я боялся людей Гречухина. Несколько раз я добивался приема у Шкирятова, но мне сказали, чтобы я все изложил письменно и передал ему через приемную ЦК КПСС. После того я решил попасть к Кагановичу, которому, как Наркому тяжмаша, подчинялся Новочеркасский институт. Не добившись приема к Шкитярову и Кагановичу, через приемную ЦК КПСС передал свое заявление на имя т. Сталина с подробным изложением существа вопроса и уехал из Москвы.
Находясь в поезде по пути в Луганск, думал: «Что же мне делать дальше? Где мне дальше скрываться?» Приехав в Луганск и посоветовавшись со своими товарищами, с которыми работал вместе в ВЧК – ГПУ, решил уехать в Митякинскую станицу, хутор Патроновку, и там скрываться у надежных людей, которые меня не раз скрывали во время бандитизма от белобандитов.
Поезд приходил на разъезд Ильенко в 10 часов вечера. Было уже темно. Это меня очень устраивало. Хозяин дома принял меня любезно, но был удивлен, что я его просил скрыть так же, как он меня скрывал при белобандитах. Ему, конечно, трудно было понять, почему я оказался в таком положении. Я был доволен тем, что он мою просьбу принял без колебаний и заявил: «Я тебе, Иван Семенович, верю и думаю, что такое у тебя положение временное и скоро все кончится». Я ночевал в сарае на сене, а днем уходил в густой лес и там находился до наступления темноты. В лесу я выбрал то место, где скрывался от белобандитов.
Мысли в голове шли одна за одной. Я вспоминал свой 34-летний путь. Мысленно проходил год за годом. Отец мой умер, когда мне было 2 года. Через год вышла мать замуж. Я видел в детстве, как часто избивал мою мать отчим. Детская память крепка. Все это было как будто вчера. Мать умерла – мне было 8 лет. После чего прошел тяжелый и горький путь. Советская власть. Вступил в 1919 году в комсомол. Вел активную борьбу с белобандитами, являясь уполномоченным ВЧК – ГПУ по борьбе с бандитизмом. Сколько раз был на волоске от смерти! Сколько раз смотрел смерти в глаза. Вот от моего «жилья» в лесу находится в 15 километрах хутор Камышный, где я поймал командира банды полковника Федорова. В 5 км – хутор Маноцкий, где меня окружали в доме 30 бандитов. В 8 километрах хутор Елань, где меня окружали в доме 50 белобандитов и я два часа отбивался от них, и если бы не подошел отряд Красной Армии, они бы меня убили. В Гундоровской станице в хуторе Королевка убежал из-под расстрела. Почему же я при Советской власти, за которую боролся, не щадя своей жизни, нахожусь в подполье? Все эти эпизоды моей жизни проходили один за другим. По-моему, трудно самому гениальному писателю все мои переживания изложить на бумаге. И я в то время проявил мужскую слабость – часами сидел и плакал. Откуда только брались слезы? Но я слез не стеснялся, так как был один и никто их не видел. Хотя до этого никогда не плакал и не помню, плакал ли я в детстве.
Беспокоило меня, что жена долгое время не знает, где я.
Руководствуясь не разумом, а чувством, я принял решение, которое меня могло погубить, – выехать в Новочеркасск к семье на один день, а потом вернуться обратно.
Теперь можно сказать, что в моих действиях в то время – это была единственная большая ошибка. Но эта ошибка прошла удачно и помогла мне узнать в Новочеркасске, что меня вызывают в ЦК КПСС. Как говорится – родился в рубашке.
Приехав в Новочеркасск ночью, я как заяц пришел на квартиру. Жена была удивлена моему приходу. Сказала, что я делаю глупость, что мне в Новочеркасске очень опасно. В городе говорят, что секретарь Горкома Дербенев и начальник Горотдела МГБ Таласов сказали, что ты, бывший полковник царской армии, убил коммуниста Погорелова, снял с него орден Красного Знамени и теперь выдаешь себя за Погорелова.
Я понял, что сделал большую ошибку, приехав сам в руки к людям, которые меня хотят уничтожить. Я успокоил жену, что все будет хорошо. Проживу в Новочеркасске только один день, а ночью уеду.
Как только стало светать, мне жена посоветовала залезть в большой гардероб и там просидеть до ночи. Так я и сделал. До 3-х часов дня все было спокойно. Вдруг в 3 часа дня на квартиру приезжает второй секретарь Горкома т. Данилюк. Сидя в гардеробе, я слышу мужской голос: «Скажите, где сейчас Иван Семенович?» – обращаясь к жене. Жена дрожащим голосом говорит: «Я не знаю, где он». – «Не может быть, чтобы Вы не знали, где он. Вы меня не бойтесь. Я спрашиваю потому, что из ЦК КПСС звонили и обязали меня, чтобы я ему обеспечил выезд в Москву». Жена опять твердо заявила, что она не знает, где я.
Какое мое было состояние в то время, для каждого будет понятно. После ухода Данилюка жена мне шепотом сказала, что это был секретарь Горкома Данилюк.
Я Данилюка давно знал как члена партии с 1918 года и активного участника Гражданской войны. Я к нему относился с доверием. После этого подумал: «Может быть, это по моему заявлению на имя т. Сталина меня вызывают в Москву?»
Я решил, как только наступит ночь, уеду из Новочеркасска. Жена тоже мне советовала уезжать немедленно.
Вечером, часов в 7–8, опять приехал Данилюк. Я сидел все в гардеробе. Слышу его разговор с женой. Он ей говорит: «Звонят из Москвы из ЦК партии каждый час и требуют от меня, чтобы я Ивана Семеновича разыскал и направил в Москву, я вижу, что Вы мне не доверяете. Я Вас заверяю, что о моей встрече с Иваном Семеновичем никто знать не будет. Меня из Москвы об этом предупредили. Если он мне верит, пусть придет в Горком часов в 11–12 и постучит мне в окно с черного хода с сада. Я его буду ждать в Горкоме. Если же он мне не доверяет, то пусть едет в Москву. Я еще раз заявляю, что о встрече никто знать не будет».