Михаил Шолохов в воспоминаниях, дневниках, письмах и статьях современников. Книга 1. 1905–1941 гг.
Шрифт:
Когда я слушал задание, мне с самого начала стало ясно: что я попал в грязное и опасное дело. У меня в голове мысли шли так быстро, что я перед собою видел и Шолохова, Лугового, Логачева, Красюкова. Мысль в голове не укладывалась, что они готовят восстание. Я сам себе говорил: «Нужно из этой ловушки по-умному выйти. Или я выйду умно, или погибну. Дело не в Луговом и других. Неужели такое задание давал Сталин? Не может быть! Нет, это все провокация. Это дело местных работников». В общем, я твердо был убежден, что Шолохов никакого восстания не готовит.
Гречухин после короткой паузы спросил: «Ну как, берешься выполнить это задание?» Я ему ответил не сразу, придумывая, что ему сказать. И сказал, наконец, что «задание я выслушал внимательно, оно очень ответственное и серьезное. Я ушел из ВЧК в 1923 году и практически уже не работаю в органах 15 лет, поэтому считаю, что это задание мне будет выполнить трудно и не лучше ли это задание поручить чекисту, который сейчас работает в МГБ?»
Гречухин передернулся и едко, сухо сказал: «Вы же сказали, что выполните любое задание т. Сталина и т. Ежова, а теперь, как я понимаю, отказываетесь?» На это я сказал: «Вы меня неправильно поняли, я не отказываюсь, а просто не смогу его выполнить, так как давно не работаю на практической работе в МГБ. Не хочу подводить Вас, а главное – не хочу угробить это дело».
После моего такого заявления Гречухин зло и сухо мне стал говорить: «Знаете, т. Погорелов, прежде чем Вас вызывать, мы все обсудили и в Москве, и здесь вместе с Евдокимовым, Вы что не верите Евдокимову?»
Я сказал, что всем верю: «И Вам, и Евдокимову». – «Если так, то я Вам должен заявить, что Ваше обоснование отказа от задания очень шатко. Вы просто не желаете его выполнять, а что оно шатко – я Вам докажу фактами. В 1935 году Вы не работали в Органах, а ведь Вам было поручено изъять контрреволюционную организацию белых офицеров на белокалитвенских шахтах, а не чекистам, которые работали в Органах, а в проводимой операции они были подчинены Вам. Операция Вамп была проведена хорошо, так что это не довод. Вы просто не желаете принимать задание. Мы Вам уже рассказали важнейшие наши материалы о готовящемся восстании. Вы чекист, и понимаете, что в таких случаях, пока не будет закончена операция или Вы должны выполнить ее, или Вас нужно изолировать. Но ведь это позор для чекиста. Откровенно говоря, мы от Вас этого никогда не ожидали. Ну, хорошо, подумайте, взвесьте все и скажите окончательно свое решение».
Я думал целый час. Меня опять вызвал Гречухин. И опять я категорически отказался от поручаемого мне задания. После этого я сидел целый день в приемной до 10 часов вечера. Гречухин куда-то уходил, пришел в 10 часов, позвал к себе. Разговаривал официальным и сухим тоном: «Ну, что вы придумали?»
Я опять отказался. Через 15 минут меня он вызывает опять и сообщает: «Мы посоветовались с Центром и Евдокимовым и решили, если Вы отказываетесь, пошлем другого. Но Вы должны знать, что мы в целях сохранения тайны должны Вас изолировать. Выбирайте сами – или изоляция, или выполнение задания. Вы еще раз можете подумать, и, если не измените решения, я вынужден Вас изолировать».
Я вышел от Гречухина и стал думать, что мне делать. Гречухин ушел, а я думал до 9 часов утра, что мне делать. Какое принять решение?
В комнате сидел дежурный по Облотделу МГБ. Я всю ночь просидел на стуле. У меня было такое нервное состояние, что совершенно не хотелось спать. Я проанализировал все, что «за» и что «против». Сделав анализ данного задания, пришел к следующим выводам и наметил план своих действий: Шолохов и другие товарищи никакого восстания не готовят; Гречухин и его люди хотят убить Шолохова, а меня сделают убийцей его; Сталин, Ежов и Евдокимов ничего об этом не знают; 1) Я должен задание принять, так как заявление Гречухина «Мы должны изолировать тебя» – это нужно понимать, что меня посадят в тюрьму, а если меня посадят в тюрьму, то убьют, и я не смогу их разоблачить; 2) План операции как можно больше затянуть, а за это время я должен предупредить Шолохова о готовящемся убийстве. Я должен сделать все, чтобы спасти Шолохова; 3) Получить от них хотя бы какой-нибудь документ, подтверждающий, что они со мной разговаривали; 4) После этого убежать и сообщить обо всем в ЦК партии. За это короткое время я принял такой план. Теперь можно твердо сказать, что этот план был единственно правильный, который спас жизнь Шолохову и мне.
В 9 часов утра пришел Гречухин, позвал меня к себе и сухо спросил: «Ну, что Вы решили?»
Я ответил, что решил задание выполнить.
Он заулыбался и сказал: «Это надо было бы сделать вчера, Вы бы не мучили нас и себя. Да! Тебе давали кушать?» – спросил он. Я сказал, что нет (если бы даже и дали мне кушать, то я не смог бы это сделать, находясь в таком состоянии).
Через несколько минут принесли мне кушать, но я смог выпить только стакан чая.
«Хорошо, что хорошо кончается, – с улыбкой стал говорить Гречухин. – Мы тебе отводим для работы номер в гостинице, и ты должен продумать план операции и наметить его как можно скорее. Мы его обсудим, утвердим, и ты выедешь в станицу Вешенскую. Денег мы дадим тебе столько, сколько тебе нужно. Раз мы приняли вместе это решение, теперь нужно выполнить чекистскую формальность. Вы должны дать нам подписку о неразглашении полученного задания».
Я считал все это нормальным и попросил текст подписки. Гречухин улыбнулся и сказал: «Нет, общепринятую подписку мы оформлять не будем, так как задание необычное, и подписка должна быть необычная. Вот, возьмите бумагу, и я Вам продиктую текст подписки». И он стал диктовать мне текст подписки.
«Подписка: Я, Погорелов И.С., даю настоящую подписку Облотделу НКВД в том, что полученное мною задание обязуюсь хранить в тайне и не разглашать. За разглашение данного мне задания я подлежу расстрелу без суда и следствия». На что я сказал, что никогда Органы таких подписок ни у кого не отбирали, а почему же от меня берется такая подписка. Гречухин слащавым голосом ответил: «Я же Вам сказал, что это задание необычное, поэтому и подписка берется такая. Да что Вам беспокоиться, ведь это же простая формальность. Ведь Вы же даете ее не кому-либо, а Органам безопасности. Не будем спорить из-за этой мелочи». Я подумал и решил, что при создавшейся обстановке мне необходимо такую подписку дать.
Гречухин вызвал своего заместителя, фамилию его не помню, кажется, Эпштейн, и познакомил меня с ним: «Вы будете иметь дело с т. Эпштейном, и что будет нужно, обращайтесь к нему».
Итак, я был затянут в тенета гнуснейшего плана врагов Советской власти, которые избивали и уничтожали цвет нашей партии – людей, прошедших царские тюрьмы и ссылки, которые перенесли голод и холод в гражданскую войну, не жалея своей жизни шли на смерть в боях с белогвардейцами.
В выполнении намеченного мною плана мне нужно было многое продумать и учесть все мелочи, которые могут мешать его выполнению. Я должен был учесть как важный факт, что за мной будет все время ходить «хвост», и не один человек, а несколько человек будут следить за мною, за моей квартирой и женой; поэтому я должен все это учитывать при решении всех вопросов.
Я приступил к составлению плана операции. В конце каждого дня я докладывал Эпштейну, где был, что делал, где обедал, что ел, кого встретил из знакомых, ничего не скрывая. Я хотел этим заслужить у них доверие, так как знал, что их люди им подробно докладывали о моих похождениях, поэтому мои доклады должны были совпадать с докладами людей Гречухина. Прошла неделя, ко мне стали относиться, как мне казалось, с доверием. Они, по-видимому, были довольны, что я от них ничего не скрывал. Я решил проверить – ходит ли за мною «хвост» и зашел в ресторан против Обкома пообедать. Я знал, что обедающих там мало и будет легче посмотреть и запомнить обедающих людей. Когда я сел за стол, вошли двое, и сели через несколько столиков, и заказали себе обед. Я умышленно кушал не спеша и запомнил всех обедающих. После обеда я вышел на улицу Энгельса и повернул направо, а потом опять направо и стал на углу закуривать. Был сильный ветер, и я умышленно делал так, что у меня гасла все время спичка, и вдруг я увидел этих двоих, которые со мной обедали. Они, увидев меня, даже остановились. Я подумал: «Хвост» за мной ходит, а чекисты следят липовые». Если вы, чекисты, увидели меня, то вы должны, как будто ничего не заметив, совершенно хладнокровно продолжать свой путь, а они, увидев меня, от неожиданности остановились на какое-то мгновение. Мое предположение подтвердилось, что за мной следят, да иначе и не должно быть.
Итак, я продолжал докладывать, где я бывал каждый день и что наметил по плану. Меня торопили с планом и были недовольны моей медлительностью. План я мог составить за день-два, но по моему плану я должен им дать план операции в Вешенской после того, как я предупрежу Шолохова М.А. и буду иметь хотя бы плохонькие документы о том, что они со мной разговаривали, поэтому я умышленно осложнил план операции и умышленно затягивал его. В первую очередь, что бы это ни стоило, я должен предупредить Шолохова М.А. и придумывал, как мне предупредить Шолохова обо всей этой грязной истории. Очень волновался, что Шолохова могут убить.