Михаил Шолохов в воспоминаниях, дневниках, письмах и статьях современников. Книга 1. 1905–1941 гг.
Шрифт:
«Комиссия партийного контроля при ЦК ВКП(б)
№ БКПК-50 / 10Г.
Кому: Ростовский обком. Вешенскому РК ВКП(б) Луговому,
Логачеву. Красюкову. ОРПО ЦК. ПК КПК 19.XI. 1937 г.
Выписка из протокола № 50 заседания бюро комиссии партийного контроля от 19 ноября 1937 г.
Слушали:
…10. Об отмене решений Азово-Черноморского крайкома ВКП(б) об исключении из партии тт. Лугового Петра Кузьмича, Логачева Тихона Андреевича и Красюкова Петра Акимовича.
Тов. Луговой П.К. г. р. 1904, рабочий, член ВКП(б) с 1923 г., секретарь Вешенского РК ВКП(б);
Тов. Логачев Т.А. г. р. 1894, крестьянин, член ВКП(б) с 1918 г., председатель Вешенского райисполкома;
Тов. Красюков П.А., г. р. 1903, крестьянин, член ВКП(б) с 1929 г., уполнаркомзаг СНК по Вешенскому району.
Постановили:
Ввиду необоснованности предъявленных обвинений в отмену постановления Азово-Черноморского крайкома ВКП(б) (июнь 1937 г.) восстановить тт. Лугового П.К., Логачева Т.А. и Красюкова П.А. членами ВКП(б).
Получив решение КПК на руки, мы поехали в Вешенскую. Шолохов, не дождавшись нас, выехал раньше. Машину нам выслал райком партии по нашей телеграмме. О нашем приезде вешенцы уже узнали от Шолохова.
Семья моя из квартиры была выселена и жила на краю Вешенской, около педучилища, в двух полуподвальных комнатах. Жену с работы в педучилище сняли. Как они жили и чем жили, никто не знает. Каких-либо средств на жизнь не было. Если бы не забота Шолохова о семьях, с ними было бы плохо.
Секретаря райкома партии и председателя райисполкома в Вешках не оказалось. Они перед нашим приездом уехали в Ростов. Начальник районного отдела НКВД Кравченко был дома, но ночью уехал в Ростов, ему было стыдно смотреть мне в лицо. Работая в Боковском районе, он выбивал от арестованных им людей показания, что я враг народа.
Мы ждали приезда Евдокимова, секретаря Ростовского обкома ВКП(б). Я заходил в райком, знакомился с положением дел, формально в исполнение обязанностей не вступал.
Первого секретаря райкома партии замещал второй секретарь Степанов. Евдокимов скоро приехал. Собралось райпартсобрание. На нем Евдокимов сказал, что Луговой, Логачев и Красюков невиновны, их оклеветали враги народа. ЦК ВКП(б) их реабилитировал и рекомендует на прежнюю работу: Лугового – первым секретарем РК ВКП(б), Логачева – председателем райисполкома, а Красюкова – уполнаркомзагом СНК.
Коммунисты встретили такое решение с одобрением и в дальнейшем всячески помогали нам в работе. Та часть партактива, которая больно рьяно выступала против нас, принуждена была притихнуть, а остальные тут же, на собрании, сказали, что их ввели в заблуждение высокопоставленные лица. Никаких гонений или сведения личных счетов мы не допустили. Часть таких коммунистов уехали сами, чувствуя свое неудобное положение. Да и для нас это было лучше. Подальше от греха.
В тот же день, как мы приехали, я пришел к Шолохову. Он был рад и доволен, что спас нас от смерти. Мы были глубоко, от всего сердца благодарны ему. Не вмешайся он в наше дело, не прояви он доподлинно гуманные чувства большевистской стойкости и прозорливости, мы бы погибли, как погибли многие невиновные коммунисты.
Снова мы стали с Шолоховым намечать планы и мероприятия по работе в районе, снова стали делиться успехами и говорить о недостатках в работе.
За получением партбилета мне нужно было выехать в Ростов. Не теряя времени, я поехал в обком. Партбилет получил немедленно. Евдокимов пригласил зайти к нему. Он предложил мне работать в обкоме заведующим сельхозотделом, но я отказался.
В декабре 1937 года проводились выборы в Верховный Совет по нашему избирательному округу. Депутатом был избран Шолохов Михаил Александрович. Избиратели с большой радостью голосовали за Шолохова. Он и тогда пользовался большим доверием и любовью земляков.
В конце зимы с Логачевым по хозяйственным делам выехали в Ростов. В это время в Вешенскую приехали Двинский12, второй секретарь обкома ВКП(б) (в дальнейшем он стал первым секретарем обкома) и Муравьев. Они остановились у Шолохова, проводили совещание по вопросам сева.
В Ростове к нам подошел Иван Погорелов13, мой старый знакомый еще по комсомольской работе в Миллерово в 1922–1923 годах. Он стал проситься работать в Вешенскую инженером, монтировать распределительный щит на строящейся электростанции. Тогда я не мог предположить, что ехал он в Вешенскую по другим делам…
Мы уехали из Ростова, а Погорелов остался оформлять свою поездку в Вешенскую. Весной он приехал в наш район и занялся монтажом щита.
Колхозы района хорошо подготовились к весеннему севу, и посевная кампания была проведена успешно. 1938 год не был урожайным. Состояние хлебов все время вызывало у нас тревогу. Это побудило всерьез заняться изучением дела организации полеводства в районе. Структура посевных площадей была неправильная. Наиболее урожайные культуры – озимая рожь и озимая пшеница – занимали 20 процентов пахотных угодий, яровая пшеница, ячмень, овес, просо и прочие составляли почти 70 % всей пашни. Паров же было 5–6 процентов обрабатываемой земли.
Я, как секретарь райкома, при поддержке членов бюро и особенно Шолохова принимал все меры к тому, чтобы увеличить пары и площадь посева озимых. Это мероприятие встретило самую активную поддержку руководителей колхозов, совхозов и рядовых колхозников. Озимые мы начали сеять рано, в начале августа. Соседняя с нами Воронежская область все время сеяла озимые в начале августа и получала хорошие урожаи, а наш район их сеял с конца сентября и тянул сев до заморозков, поэтому получал низкие урожаи.
В то лето в газете «Молот» нас жестоко разругали за ранний сев озимых, заявив, что мы ведем летние посевы озимых. Редакция «Молота» и облземуправление были не правы. Они северные районы области равняли в сроках посева с южными районами, находящимися от нас в 500 километрах. Южные и восточные районы по природно-климатическим условиям больше подходят к районам Кубани, северные же по этим условиям больше сходны с районами Воронежской области. Обком партии и облзу14 стригли все районы под одну гребенку, не проводя никакой дифференциации по климатическим зонам в сроках посева озимых: на юге и востоке области сев можно проводить и в октябре, а в северных районах в октябре уже наступают заморозки и температура резко понижается. Здесь наиболее благоприятными сроками являются августовские дни. До холодов озимые хорошо укрепляются, укореняются, дружно кустятся, лучше переносят зимовку. Поздние же посевы этих условий не имеют, они не успевают до холодов хорошо раскуститься, пустить корни и под зиму уходят слабыми, а зимой часто гибнут или, если не гибнут, дают низкий урожай.
Областные работники плохо знали северные районы области и руководили ими неверно. От этого только страдало дело. Если мы наталкивались на противодействие в сроках сева озимых со стороны области, то уж в вопросах увеличения посева озимых мы были почти бессильны. Расширять паровой клин, увеличивать размеры озимых посевов своей властью район не мог. Для этого нужны были горючее, деньги, семена. Все это можно делать планово, по лимитам. Чтобы пахать пары, кроме горючего и денег нужна земля, а она занята под яровыми посевами. Стало быть, нужно сократить план яровых, а это связано с севооборотами, кроме того – с другой организацией всего полеводства, с изменением всей структуры посевных площадей. Все это зависит от области. Сами мы ничего сделать не могли, хотя частично мы это делали. Так, например, пары были увеличены с 3450 гектаров в 1935 году до 9293 гектаров в 1938 году. Озимые посевы были увеличены с 9991 гектара в 1934 году до 12 300 гектаров в 1938 году. Самостоятельное расширение посевов озимых и яровых вызывало нарекание от областных организаций. Приходилось все время клянчить то одно, то другое. Райком решил просить обком все это рассмотреть и помочь нам в таком важном деле. Я написал Б.А. Двинскому докладную записку об увеличении плана паров и увеличении плана озимого сева за счет сокращения яровых паров. На этой докладной Двинский наложил резолюцию: «Вопрос, поднимаемый Луговым, заслуживает внимания». Было принято решение бюро обкома ВКП(б), по которому создавалась комиссия с моим участием. Но дальше этого дело не пошло. Комиссия не собралась. На мою записку специалисты облзу составили заключение, в котором все мои соображения отвергли, назвали их неверными. Я на этом не успокоился, на бюро райкома партии, на котором присутствовал как член бюро М.А. Шолохов, мы решили обратиться в ЦК ВКП(б) и в правительство через Шолохова как депутата Верховного Совета СССР. Такую докладную записку я написал, вручил ее Шолохову и попросил его поговорить с кем нужно в Москве. Эту записку Шолохов передал А.И. Микояну, на словах рассказал суть дела и свои соображения, попросил разобраться с этим важным делом.