Михаил Шолохов в воспоминаниях, дневниках, письмах и статьях современников. Книга 2. 1941–1984 гг.
Шрифт:
– Вот ты, Петро, – обратился ко мне Михаил Александрович, – с чего начинаешь свою встречу, когда приезжаешь на ферму к дояркам или на ток, где готовят зерно, а там в основном тоже женщины? Небось и здравствуй не скажешь, а сразу понес: то не так, это не туды и так далее.
– Нет, не так, – сказал я.
– А как? – допытывался Шолохов.
– Если я приезжаю на ферму или на ток, то всегда говорю: «Здравствуйте».
– Вот и не весьма правильно, – усмехнулся Шолохов. – Нужно сказать: «Здорове дневали» или «Здорово ночевали». Так принято у казаков. Таков обычай…
После кофе хозяин пригласил нас в свой рабочий
– Вот видите, какая штука, – говорил Шолохов. – Обиделся товарищ. А за что?..
– Вы ему ответили? – спросил я.
– Написал в ответе, что ни одно из своих произведений никогда никому не посвящал. А именно рассказ «Судьба человека» посвятил большому моему помощнику в нелегком творческом труде заведующей Ленинской библиотекой товарищу Левицкой Евгении Григорьевне, члену партии с 1903 года, по национальности еврейке.
Шолохов принялся перебирать другие письма. Я взглянул на настенные часы и переглянулся с Бабанским. Пора было гостям и честь знать.
– Миша, – сказал Константин Дмитриевич, – спасибо тебе за все. Нам пора отбывать, тебе отдыхать. Разреши, мы уедем.
Шолохов ответил не сразу, увлекшись письмами. Подняв голову, сказал, что был рад разделить с нами вечер. Попросил Бабанского передать сердечный привет Марии. Спросил, как зовут мою жену. Улыбнулся, услышав, что тоже Марией. Проводил он нас до дверей. Пожимая руки, спохватился:
– Стойте. Я ведь Петру приготовил подарок и чуть было не забыл. Побудьте здесь, я мигом принесу.
Вернулся он с четырехтомником «Тихого Дона». На титульном листе первого тома было написано: «Дорогому Петру Маяцкому с отцовской любовью. М. Шолохов». Я человек не сентиментальный. Но этот подарок меня растрогал чуть не до слез.
Возвращаясь домой, думал, будет ли еще когда у меня встреча с Михаилом Александровичем. Не знал, что счастливая судьба готовит их множество, что сведет она нас надолго и накрепко. Произойдет это, когда изберут меня первым секретарем Вешенского райкома партии.
У М.А. Шолохова было много общественных и почетных должностей. Но превыше всего, по-моему, ценил он доверие своих рядовых земляков и вешенских коммунистов. Они постоянно избирали его депутатом своего районного Совета и членом райкома партии. Этим пользовался я, постоянно обращаясь к нему за советами по партийной и хозяйственной работе в районе. Впрочем, он и сам просил держать его в курсе всех дел. А дел было – не вспомнить всех, не перечесть. Расскажу только о некоторых.
По моей настоятельной просьбе выступил М.А. Шолохов на районной партийной конференции. Положение в районе, знал он, было сложным. Колхозы и совхозы были экономически слабыми. Из-за недостатка кормов снижалась продуктивность животноводства. Шолохов призвал решительно перестроить экономику района. Начал свое выступление с присущим ему юмором. Хотел сказать несколько «теплых» и «ласковых» слов руководителям хозяйств. Но тут же заговорил напористо, остро:
– Косный вы народ, товарищи руководители! Многие из вас живут одним днем, не заглядывают в будущее, не планируют свое хозяйство в соответствии с задачами этого будущего. Привыкли работать по старинке: посеять пшеничку, кое-как перезимовать скот и не думать о развитии других доходных отраслей. Но ведь единым хлебом сыт не будешь. Не то время. Мне подчас бывает так неудобно перед гостями, которые приезжают со всего мира. Чтобы угостить их, мы находим что-нибудь. А вот показать наши фермы, колхозы, совхозы пока не можем. Везем или в Зерноградский, или в Сальский район.
Привел Шолохов давнюю пословицу – «Не красна изба углами, а красна пирогами» – и тут же вспомнил, как на заре коллективизации рачительно хозяйствовал в хуторе Лебяжьем двадцатипятитысячник Андрей Плоткин. Он не только хлеб сеял, сажал бахчи, разводил гусей, уток. Получаемую продукцию возили в город, продавали и получали от этого немалые доходы.
– А вот другой пример, – продолжал Шолохов. – В Ващаевском колхозе председательствовал одно время Степан Климаныч Мельников. Помню, советовал я ему: разведи, Климаныч, индеек, у тебя же степной колхоз. Так он отмахнулся пренебрежительно. Будь они прокляты, сказал. Индюшки страшно капризные и к тому же змей глотают. Но я ему в ответ: так ведь наши жены тоже иногда капризными бывают. Но мы же их не бросаем! Нельзя, товарищи, по личным капризам пренебрегать доходными отраслями хозяйства. Приедете домой, соберите стариков. Они вам подскажут, что разводить и как разводить, за что надо взяться в первую очередь. При составлении перспективного плана обязательно надо учесть все доходные статьи, чтобы полновеснее был трудодень колхозников, зажиточнее и культурнее становилась их жизнь. Чтобы уже на следующей партийной конференции мы не были бы бедными родственниками, а равноправными среди лучших в Ростовской области.
Добрые советы Шолохова вызвали раздумья руководителей района, хозяйств, специалистов и главное – рабочих совхозов и колхозников. Взвесив все, мы уяснили, что кроме организационных вопросов, которые необходимо было решать в районе по кадрам, дисциплине, по отношению к своим обязанностям многих специалистов, потребуются немалые капитальные вложения со стороны государства. Без этого становление хозяйств на крепкую основу будет идти очень долго, а по некоторым позициям мы вообще ничего не достигнем.
Посоветовавшись с Михаилом Александровичем, собрав все документы и получив разрешение обкома партии, отправился я в Москву и довольно быстро попал в Совет Министров республики. «Пробивной ты, Петро», – хвалили одни. Другие говорили, что мне повезло. Но дело было, видно, в другом. Многие двери открывались перед именем Шолохова. Подтверждением тому был такой случай.
Неподалеку от хутора Калининского начали строить у нас телевизионный ретранслятор. Михаил Александрович постоянно интересовался, как идут дела на этой стройке. Завершить ее намечали к 50-летию Советской власти. Но в ходе строительства, как это, к сожалению, часто бывает, возникли серьезные затруднения. Николаевский судостроительный завод перестал поставлять цельнометаллические секции для телевизионной вышки, что грозило затянуть стройку на два-три года. Узнав об этом, Шолохов пригласил меня к себе и сказал: