Михаил Шолохов в воспоминаниях, дневниках, письмах и статьях современников. Книга 2. 1941–1984 гг.
Шрифт:
По окончании концерта Мария Петровна замечает:
– Знаете, я приятно удивлена, просто не ожидала увидеть здесь таких талантливых исполнителей. Помните, как девушка, помощник чабана, пела? Великолепно!
А в Михаиле Александровиче и тут виден наблюдательный писатель-психолог.
– Девушка-десятиклассница исполняла казахский танец. Движения ее рук такие легкие, порхающие, – это, видимо, что-то символическое? Объясните мне, пожалуйста, что они обозначают…
Хозяева не отпускают гостей без обеда. Хозяев, конечно, понять можно: удастся ли Шолоховым еще побывать в этом совхозе, неизвестно, дел, забот у писателя много, но уж коли приехали, то… И за столом завязывается самая оживленная беседа. Михаил Александрович охотно отвечает на вопросы, сам с интересом расспрашивает об экономике района, о знаменитом композиторе Курмангазы, о его замечательной последовательнице Дине Нурпеисовой, тоже уроженке этих мест, о быте, национальных традициях казахского народа…
– У казахов много хороших обычаев, – говорит Б. Жумагалиев, – которые молодыми иногда забываются… Вот мы проехали по степи, сотни километров проехали. Всегда в этой степи жили люди. И у казахов было правило: если куда-то едешь – не бери с собой харчи. В первой же юрте, знает казах, его напоят и накормят. Некоторые удивляются: почему у казахов вначале подают чай и куырдак – поджаренные печень, почки, легкое, а часа через два-три – главное блюдо – бешбармак? А дело вот в чем. Путник заехал к тебе. Враг ли он твоему дому, друг ли, ты его ни о чем не расспрашиваешь, ты, хозяин, должен в первую очередь хотя бы легко накормить его, а это – куырдак и чай. И уж потом, ежели путник тебе по душе, если он не злейший враг твой, ты можешь зарезать молодого барашка, приготовить гостю бешбармак. Вот такие традиции надо поддерживать в людях.
– Да, это верно, это хорошо, – негромко и чуточку задумчиво произносит Михаил Александрович. – Меняются времена, меняются люди. Все преходяще. Это естественно. Только нам, старшим, не следует забывать старых хороших обычаев и традиций. И пожалуй, больше стараться, чтоб молодежь их не забывала. Вот вы говорили о вековых традициях казахов: принять, накормить путника, не спрашивая, кто он; всегда жить в ладу с соседом, не ссориться… Трогает это, на размышления наводит. Думается: а как привычки, обычаи наших предков сохраняются и развиваются? Мы ведь обязаны сохранить лучшие из них как устои общества. А беспокоит то, что некоторая часть нашей молодежи порой легко воспринимает от Запада и несет за собой ненужное, чуждое своему народу, своей нации, своей древней культуре. Многое надо сделать нам сообща, дабы обогатить морально-культурный, нравственный, так сказать, комплекс, дабы давал он людям все лучшее, здоровое и полезное. А обогащаться он, разумеется, во многом может за счет хороших старых обычаев и традиций. От некоторых мы нередко бездумно отмахиваемся, что, ей-ей, приведет к деградации, к нездоровым явлениям.
Секретарь обкома отвечает, что для воспитания у молодежи высокой нравственности, бережного отношения к культурному наследию делается много, на это выделяются огромные средства, мобилизуются лучшие силы науки и искусства, литературы.
Шолохов легонько кивает, отхлебывая из стакана чай, слушает. И вдруг спрашивает:
– А как будет по-казахски «белый верблюжонок»?
– Акбота…
– Он сейчас молодой, белый, красивый, у него такие выразительные глаза… Вспоминаю о нем и думаю: все мы уже похожи на старых верблюдов, которые много поработали. – Он смеется. – Шутка, конечно, но поработали мы все действительно много, на наше поколение выпала тяжкая пора… Очень хочется, чтобы новым поколениям жилось лучше, легче. Кто-то рассказывал здесь, что даже верблюжонка надо очень разумно воспитывать, особенно первые сорок дней его жизни…
– Да, – подтверждает Жумагалиев. – Первые сорок дней старики держат верблюжонка в сарае, никому не дают на него смотреть, «сглаза» боятся. Помню, когда я еще был секретарем райкома, то один старик и мне не позволил посмотреть на новорожденного… Верблюжонок очень нежен, как индюшонок, и, очевидно, не «сглаза» боится, а инфекции какой-нибудь, которую может внести в сарай посетитель.
– Видите, как верна народная мудрость, – замечает Михаил Александрович. – А о подрастающем поколении людей мы всегда так заботимся? – неожиданно спрашивает и, заметив некоторое смущение на лицах, с улыбкой отвечает сам же: – Ну, разумеется! Вон каких джигитов да девушек мы видели в вашем клубе! Хотя, конечно, и промашки допускаем. Иначе б не было поганых дивчин да парубков…
Хозяева наперебой потчуют гостей закусками, то и дело предлагают тосты, и Михаил Александрович смеется:
– Раньше я думал, что самый гостеприимный народ – это грузины, а сегодня убеждаюсь, что и казахи не менее гостеприимны! Если не более. За все – коп рахмет, большое спасибо, но как бы не переборщить.
Пора прощаться с радушными курмангазинцами. Во дворе гости и хозяева фотографируются на память, Михаил Александрович дает автографы на своих книгах.
– До свидания, до новых встреч!
Автомашины трогаются в обратный путь. То было время одной Державы – СССР, единого Народа – советского. Сейчас в тех местах невообразимая разруха, нищета, свирепствует туберкулез, другие болезни. У народа не спрашивали, хотел ли он такого суверенитета…
А новые встречи состоялись только через два года, в течение которых Шолоховы не приезжали в Приуралье. В письмах Михаил Александрович объяснял это разного рода важными делами, да и болезнь ноги «привязывала». Но вот что характерно: он никогда не забывал об уральцах, всегда интересовался их делами, жизнью. Впрочем, трудно себе даже представить, чтобы писатель Шолохов не интересовался жизнью, успехами, неудачами своих земляков-донцов, приуральцев, всей нашей тогда великой, необъятной страны, жизнью планеты. И интерес этот никогда не был у него заурядным любопытством созерцателя, он вникал в суть дел пристально, решительно вмешивался в них, если это диктовалось необходимостью. Вмешивался не потому, что он – член правительства, член Центрального Комитета партии, просто Шолохов не мыслил, как это можно жить равнодушным, благодушным, ожиревшим обывателем.
Думаю, каждый, кто знаком с творчеством М.А. Шолохова, кто в собрании сочинений читал его резкие, острые публицистические статьи и выступления по самым различным вопросам, будь то сельское хозяйство или художественная литература, рыбные дела или проблемы мира на земле, тот видел, как он был страстен, как он зорким умом и горячим сердцем вседневно, всечасно жил делами и думами народа. Возвращусь к тому, что обстоятельства помешали Шолоховым приезжать к нам в течение двух лет, то есть в 1967-м и 1968 годах. Зная его характер, зная, что он всегда интересуется житьем-бытьем нашей области, я тем не менее в письмах к нему сообщал наши новости вскользь. Боялся обременять его своей писаниной, известно ведь, что ежедневно ему приходится прочитывать десятки, сотни писем со всех концов страны и из-за рубежа. И тут мне был преподан урок, который запомнился на всю жизнь.
В первых числах января 68-го получаю из Вешенской письмо. Как всегда, с необычайным волнением читаю стремительные, летучие строки на небольших листках розовато-желтой бумаги. Михаил Александрович сообщает, что «был в длительном отсутствии», что, хотя и с запозданием, поздравляет меня «и с тем, что разломал пятый десяток, и с Новым годом…». Далее сообщает: «В конце этого м-ца предстоит мне побывать в Дании, Норвегии, Швеции и Финляндии, но в задумках заветных мечтаю посидеть летом с удочками где-нибудь в Бобровом или еще каком-либо озере уральской поймы…»
Милости просим, ждем! С удовольствием читаются эти признания. Но несколькими строками ниже начинается настоящая «головомойка», подсоленная кое-где шуткой, чтобы не обидеть адресата и его приятелей: «Скажи своему соседу Варееву, что он… (Следуют шутливые, но весьма крепкие эпитеты. – Н. К.) Сколько раз он гостил на Братановском, а не считает себя обязанным хотя бы из элементарного приличия написать, как рыба, какие виды на будущую рыбалку, как зимовка, вообще – как жизня прядется в Уральске и его окрестностях. Держали его в редакции, чему-то учили, воспитывали, а из него… (Опять следуют крепенькие, шутливые слова. – Н. К.) Разумеется, с Егорова спросить нечего (уровень не тот), но вы-то с Вареевым хороши! Не новогодние поздравления от вас нужны… а дельное письмо, из которого можно было бы хоть что-то узнать о жизни уральцев.